В столе, на столе, на книжных полках и вообще в пределах видимости не усматривалось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало техническую документацию. Ничего иного Сарайкин, собственно, и не ожидал: Горчаков — не ученый и не инженер-конструктор, а обыкновенный администратор средней руки, и в разработках своих подчиненных наверняка понимает немногим больше, чем любой сержант из патрульно-постовой службы. Папку он теоретически мог принести домой, чтобы хорошенько спрятать. Но, во-первых, откуда ему было знать, что на завод готовится налет, и что налетчикам нужна именно эта папка? А во-вторых, завод — это охраняемый объект, где есть надежно запирающиеся, защищенные от взлома помещения, сейфы и масса укромных уголков, где можно спрятать хоть живого жирафа, хоть контейнер с оружейным плутонием. Зачем мудрить, принося папку домой? Так мог бы поступить ушлый Бурундук, а не этот мордатый увалень Горчаков. Если искать у кого-то дома, так это у Мамалыгина, да и там, скорее всего, пусто: если папка находилась за территорией завода, Бурундук не стал бы затевать самоубийственную перестрелку с рейдерами.

Посему, выворачивая на пол содержимое ящиков, книжных полок и тумб, подполковник искал не столько папку, сколько деньги — заначку, а может быть, и вмурованный в стену сейф с основным капиталом. Хотя отлично видел, что никакого сейфа тут нет: стены самые обыкновенные, наружная в кирпич, а внутренние перегородки и вовсе в полкирпича — куда тут сейф вмуровывать? Эти фокусы с потайными дверцами, скрытыми кнопками и проходами внутри стен хороши в кино и художественной литературе, а в реальной жизни люди так почти никогда не чудят. А которые чудят, те живут не в Мокшанске и зарабатывают за день больше, чем Горчаков за год…

Его изыскания были прерваны послышавшимся снаружи шумом подъехавшего автомобиля. Осторожно выглянув из-за занавески, Сарайкин увидел, как во двор въезжает пожилая «ауди» с желтой полосой вдоль борта и оранжевым плафоном на крыше.

— Вот это машина такси, — вынимая из кобуры и снимая с предохранителя пистолет, вполголоса продекламировал подполковник. — А кто на ней едет, спроси. Ее пассажирка — мартышка из цирка, а пудель — водитель такси…

Указательный палец привычно скользнул под предохранительную скобу и нежно обхватил гладкий металл спускового крючка. В воздухе отчетливо запахло жареным; подполковник Сарайкин ненавидел этот запах, но рейдер, чтоб ему провалиться, был прав и тут: такие игры на середине партии не бросают, и, раз уж взял карты в руки, играть приходится до конца.

Его фамилия была Волчанин. По созвучию и ввиду некоторых особенностей его характера и поведения самые недалекие из подчиненных иногда норовили за глаза назвать его Волчиной. Признавая, что в чем-то они, несомненно, правы, директор, учредитель и единоличный владелец частного охранного предприятия «Надежда» Волчанин никогда не оставлял такие попытки безнаказанными. Глупцы, которые, зная, в какой структуре и на какого человека работают, позволяют себе нелицеприятные высказывания в адрес руководства, заслуживают самого сурового наказания, поскольку самим фактом своего существования оскорбляют здравый смысл и наносят непоправимый ущерб генофонду нации, плодя себе подобных.

Звали его Виктором Викторовичем, на основании чего он любил шутливо повторять, что родился не просто победителем, а победителем в квадрате. В этом тоже была изрядная доля правды: он никогда не проигрывал, потому что у него хватало ума трезво оценивать свои возможности и не замахиваться на дела, которые заведомо были ему не по плечу. Он умел выбирать не только друзей, но и врагов, умел неожиданно менять их местами, неизменно получая от этого выгоду, и сделанные им ставки — даже те, которые казались окружающим безумными, самоубийственными, — рано или поздно всегда выигрывали. Потому что, кроме всего прочего, он умел хорошо просчитывать варианты развития событий и делать так, чтобы из всех возможных осуществился именно тот, который его устраивает.

Затруднения, которые испытывал Виктор Волчанин, бывали только временными, потому что он не боялся трудностей и умел с ними справляться. И безумная выходка начальника службы безопасности мокшанского филиала НПО «Точмаш» Мамалыгина, которая, по замыслу автора, должна была поставить Волчанина в тупик, воспринималась им всего лишь как очередная мелкая помеха: безумству храбрых поем мы песню, но стоило ли жертвовать жизнью, чтобы всего-навсего ненадолго его задержать?

Он переступил порог разгромленной лаборатории, хрустя осколками, обошел сооруженную покойным Бурундуком баррикаду, аккуратно перешагнул через темную лужу уже наполовину свернувшейся крови и рывком выдвинул на середину помещения один из относительно целых лабораторных столов. Железные ножки заскрежетали по кафелю, приборы и инструменты, которыми был загроможден стол, мелко задребезжали, и что-то, свалившись с края, с треском разлетелось вдребезги на полу. Волчанин приподнял край стола, и все, что на нем было, с громом и дребезгом посыпалось туда же, на пол. Очистив рабочую поверхность, он поднял перевернутый стул, утвердил его позади стола и уселся, упершись в стол локтями и для пущей солидности положив перед собой пистолет.

— Давайте его сюда, — коротко распорядился он и, вставив в прорезь трикотажной маски сигарету, щелкнул газовой зажигалкой с турбонаддувом.

Треугольный язычок злого голубоватого пламени, похожий на миниатюрную копию того, что шипит на кончике рабочей насадки автогена, коснулся кончика сигареты, заставив его зардеться. Волчанин выпустил на волю густое облако дыма и сквозь его ленивые, тающие на глазах извивы еще раз осмотрел декорацию, в которой предстояло сыграть очередной акт этой небольшой импровизированной пьески. Исклеванные пулями стены, изрешеченная мебель, лужи крови на полу и замершие в неестественных позах тела — да, на непривычного к подобным зрелищам гражданского человека все это должно произвести воистину неизгладимое впечатление. На таком фоне беседа пройдет, как по маслу. И, стало быть, чудак, который неожиданно для всех понес на сцене отсебятину и пустил псу под хвост лаконичный, простой, как все гениальное, сценарий, старался напрасно: вся эта кровавая грязь, которую они тут развели по его милости, пойдет экс-полковнику Волчанину не во вред, а на пользу.

У двери неподвижный, как изваяние, замер боец в черном комбинезоне и трикотажной маске. Ноги в высоких армейских ботинках были расставлены на ширину плеч, руки с привычной небрежностью лежали на казеннике автомата; в картину кровавого разгрома он вписывался так органично, словно и впрямь был частью созданной талантливым театральным художником декорации.

Из коридора послышался звук торопливых, перекрывающих друг друга шагов нескольких пар ног. Шум прекратился около открытой настежь двери с разбитым, продырявленным пулями армированным стеклом. Стоящий на часах боец подобрался, выставил голову в коридор и сейчас же, расслабившись, принял прежнюю позу. На пороге появилась еще одна черная безликая фигура, выглядящая, как клон часового.

— Он здесь, шеф, — сказала фигура голосом одного из заместителей Виктора Викторовича.

Волчанин коротко кивнул и, глубоко затянувшись сигаретой, сел ровнее. Заместитель посторонился, повелительно махнул рукой, и в лабораторию не столько ввели, сколько втащили, поддерживая с двух сторон под руки, директора завода Горчакова. Он шел с трудом, едва переставляя ноги и тяжело мотая свесившейся на грудь головой, хотя никаких следов побоев на его лице и одежде Виктор Викторович не усмотрел: бойцы, как обычно, действовали профессионально, без лишней пачкотни.