Надежно заперев дверь, Иви сняла с себя все, включая сережки, и встала под душ, по-новому ощущая биение водяных струй по своей коже, по-новому, как никогда раньше, чувствуя свое тело. Закрыв глаза, она подставила лицо под тугие струи, открыв рот, давая воде заполнить его, вспоминая, как заполнял его язык Георгоса. Иви вздрогнула, но эта мысль не уходила, и, взяв мыло, она начала расширяющимися кругами водить им по животу и ребрам.

Мыло коснулось грудей, и она тихонько застонала, когда оно скользнуло по соскам. Ощущение стало непереносимым, и она выпустила мыло и вытянула тело навстречу горячим струям.

После душа она встала перед зеркалом и, вытащив шпильки из волос, расчесала их длинными неспешными движениями, морщась от прикосновения щетки к своим грудям. Она прикинула, не остаться ли ей обнаженной до его прихода, но потом все же вытащила одну из тех ночных рубашек, что до сих пор нетронуто лежали в нижнем ящике комода.

Сорочка была кремовая, низко вырезанная, с отделанной кружевом кокеткой, которая подтянула ее полные груди так, что меж ними образовалась глубокая, соблазнительная ложбинка, атласный низ сорочки скользкими складками падал от высокой кокетки до пола. Она давала разгоряченной коже ощущение прохлады и чего-то более сложного. Прежней Иви следовало бы устыдиться теперешнего обличья. Но она чувствовала лишь огромное возбуждение и волнение.

Когда Иви все сделала — подправила макияж, подушилась, она легла на кровать и стала ждать, пока затихнет дом. Потом, вся дрожа, встала и по толстому пушистому ковру направилась к двери, чтобы отпереть ее. Понимая, что не сможет больше оставаться под одеялом, она подошла к окну и расширившимися глазами бездумно уставилась на опустевшую террасу. Долго ли ей еще ждать? Она надеялась, что не слишком.

Плеск воды вывел Иви из созерцательного состояния. Освоившись с темнотой, взгляд ее задержался на мужской фигуре, рассекающей гладь залитого лунным светом бассейна. Конечно, это Георгос. Иви смотрела, как он на большой скорости размашисто плавает взад-вперед, почти не поднимая головы из воды. Что же, он так и будет носиться по бассейну, пока не утонет? Словно уловив ее намерения, Георгос подплыл к бортику, рывком выпрыгнул из бассейна и стал на краю — вода струйками бежала по его блестящему телу, собираясь в лужицу у ног.

Иви не отрывала от него глаз. На нем были лишь короткие черные плавки. От этого зрелища у нее перехватило дыхание. Она трепетала перед его ростом, и величиной, и силой, даже когда он представал перед ней в одном из своих безупречных костюмов, но без одежды он казался еще крупнее.

Она и не подозревала, насколько он волосат. У Леонидаса на теле почти не было волос, но их у него не было и там, где им положено быть. Как-то он сказал ей, что лысеть начал с двадцати трех лет.

А у Георгоса были роскошные черные волосы, сейчас они густой массой облегали его хорошо вылепленный череп. Такие же влажные черные завитки курчавились почти по всей груди и черной полосой исчезали внизу, за черными плавками.

Сейчас в лунном свете, с расправленными плечами и сжатыми кулаками, с еще вздымавшейся и опадавшей после яростного заплыва грудью он представился ей вдруг первобытным человеком, только что преодолевшим бурную реку. Теперь он отправится домой, в свою пещеру, где ждет его женщина, готовя своему повелителю еду на костре.

Но этот пещерный житель не примется за нее сразу. Ведь он отсутствовал уже столько дней, высматривая новые места для охоты. Терзающий его голод был совсем иного рода. Иви так и видела его, пожирающего горящими глазами едва прикрытую одеждой подругу. Вот он подходит к ней, хватает сзади за волосы, наклоняет назад, пока не припадает к ее обнаженным грудям, словно голодный младенец, а потом потащит ее в глубину пещеры на их жесткое ложе из меховых шкур и утолит свой голод, и не единожды.

Она все еще пребывала во власти фантастических видений, когда Георгос, вдруг вскинув голову, увидел, как она смотрит на него в окно. Их взгляды встретились и сомкнулись.

У Иви перехватило дыхание от этого пристального, прикованного к ней взора. А потом он подчеркнуто целенаправленно зашагал к дому и, пока было можно, не сводил с нее глаз. Она круто повернулась, прерывисто хватая воздух мелкими глотками, и уставилась на дверь своей комнаты.

Она тут же распахнулась, и на пороге встал он, огромный, темный силуэт на фоне никогда не выключавшегося света в коридоре. Иви облизала пересохшие губы, радуясь, что в комнате нет другого освещения. Резко шагнув внутрь, он закрыл и запер за собой дверь, а она прижалась спиной к подоконнику, в животе у нее все бешено завертелось, сердце почти обрывалось в груди.

Крупными шагами он прошел по ковру, с каждым шагом становясь все больше и больше, и башней навис над ней. Она подняла свои округлившиеся глаза навстречу его вожделенному взгляду, язык у нее вдруг словно распух во рту. Внезапное волнение отозвалось дрожью где-то глубоко внутри.

Но вместе с растущим тревожным опасением росло и желание, притягивая к нему ее взгляд, все тело.

Он рванул с нее сорочку, которая разорвалась пополам, отбросил в сторону, а потом подхватил ее, трепещущую, на руки и понес в постель. Прижал на мгновение к своему влажному телу, жадно обегая горящими глазами ее наготу, потом распростер ее на одеяле и мгновенно разделся сам. Иви поразила быстрота, с которой он возник над ней, эта темная мрачная сила, которая дышит, но хранит молчание.

Она ахнула, когда он раздвинул ей ноги и уселся между ними на пятки, и ахнула еще раз, когда он, словно проникнув в ее недавнюю фантазию, наклонился, обвил ее талию рукой и посадил, запустив свободную руку ей в волосы и выгибая ее назад, пока одну ее грудь не нашел его ищущий рот. Он жадно сосал ее, терся об нее уже немного колючей щекой, лизал, играл с ней, а потом, когда она поняла, что больше не вынесет, втянул в рот весь темный кружок. Содрогнувшись от наслаждения, Иви закрыла глаза и полностью отдалась во власть неведомых ощущений.

Она не пыталась подавить стоны или быть сдержанной. Не существовало никакого завтра. Было только здесь и сейчас, с губами Георгоса на ее груди. Она не знала, что ждет ее этой ночью. Знала только, что хочет того же, чего хочет он, принадлежала ему полностью, безраздельно, выполняя его волю.

Помучив другую грудь, он опустил ее на кровать и отправил рот в неистовое, исступленное путешествие по ее телу. Ни один его кусочек не остался нецелованным или необследованным. Она никогда не думала, что в ее теле таится столько наслаждений, открытых для нее его губами и языком.

Он-то их знал. Георгос показал свою опытность в обращении с женщинами, точно зная, что именно приблизит ее к экстазу, что заставит задыхаться, стонать и извиваться под ним, что заставит ее молить его не останавливаться. — Нет, не останавливайся, — вскрикнула она, когда он прекратил свои действия.

Он не остановился, заменив рот и руки своим телом, заставив ее ахнуть, задохнуться, когда она поняла, что и там он такой же большой, как везде. В горле ее застыло рыдание, глаза плотно зажмурились под напором его гигантского желания, ищущего вход в ее почти девическое тело.