— И хорошо, — вставила мадам Дрыгоножкина.

— Нет святого в вас ничего! Вы залезли в мою квартиру и стырили мои мохнатки! А до этого сняли с меня драгоценности и обчистили мое портмоне! Что вам от меня надо? Что? Чего вы именно ко мне пристали?! Заколебали уже, блин! Свалились на мою голову! У меня и без вас проблем хватает, а тут еще вы из могилы выползли и сразу ко мне! Господи, ну что у меня за планида такая позорная?

После этой пламенной речи Люська почувствовала жуткое опустошение и желание, чтобы все поскорее закончилось. Ей надоели вечные мысли о какой-то мадам Джулии (она уже становилась родной), о каком-то эфирном теле, о котором раньше и слыхом не слыхивала, надоели венки, гроб-песочница, все ей страшно надоело! Ей хотелось одного — поскорее со всем разобраться и устроить наконец личную жизнь.

Внимательно выслушав Люську, мадам Джулия снова полезла в сумочку, вытащила из нее непонятный железный жетон и протянула его девчонке:

— Возьми это. Приедешь на железнодорожный вокзал, найдешь камеру хранения, дашь этот жетон мужику в синей форме, и он тебе все твои вещи отдаст.

Люська взяла жетон, но лицо ее было очень уж недоверчивым.

— Я бы и сама все вернула часа через три, но не успею.

— А куда вы спешите? На курорт, небось, едете?

— Ага, на курорт, — усмехнулась Дрыгоножкина и, словно оправдываясь, затараторила: — Я же правда великая. Я прекрасно знаю, о чем вы только что с Ядей разговаривали — мысленно переносилась к вам и подслушивала. Знаю, что вы все знаете. Да, это я стырила твое эфирное тело, оно тоже в камере хранения лежит. Я его засунула в чайный пакетик. Тебе надо только заварить чай, выпить его — и все! Эфирное тело снова в тебя вселится, я его ради прикола конфисковала. А мне… Мне уже пора в могилу. Свой долг я забрала, так что в деньгах, которые я оставила на вокзале, ты небольшой суммы недосчитаешься.

Внезапно Люська почувствовала к мадам Джулии сострадание и жалость. Ей захотелось обнять ее и сказать, что все будет хорошо. Эта худая черная женщина выглядела настолько несчастной, убитой (ну, вы поняли), что хотелось рыдать в голос.

— Давайте и правда присядем, — расчувствовавшись, сказала Люська. — В ногах, как моя бабушка говорит, правды нет.

Дрыгоножкина (в фамилии которой отчасти не было правды) с Люськой и устроились на скамейке, выкрашенной зеленой краской. Здесь же стояла пепельница — консервная банка и пустая бутылка из-под пива.

— Мадам Джулия… — начала девчонка, но ведьма ее перебила:

— Котенок, можешь называть меня тетей Джулей.

Люська осознала, что если сейчас же не обнимет мадам Джулию, то будет очень об этом жалеть. И она поинтересовалась:

— Тетя Джуля, можно вас обнять?

— Лучше не надо, — выпустив изо рта густую струю дыма, сказала мадам Джулия, — тебе это не понравится.

Ну и кто бы после этого согласился и не обнял бы ведьму? Люська, к примеру, обняла. И тут же отпрянула:

— Ой! Вы такая холодная!

— Ну да, я же мертвая. Так что ты хотела спросить?

— ЧТО ЭТО ЗА ДОЛГ?! — взревела Люська. Мадам Джулия аж подпрыгнула от неожиданности.

— Тьфу на тебя! Чего так орать?

— Так что это за долг? — уже тише повторила девчонка, рассматривая мохнатку на собеседнице. — Что я вам должна? За какие провинности вы достаете меня два дня?!

— А, ты об этом… Да, я воскресла именно затем, чтобы забрать у тебя долг.

— Что за долг? Что? Быстро говорите, или я вас сейчас убью во второй раз! Я тоже ношу с собой мухобойку!

— Успокойся, котенок. Дело не в тебе, а в твоей маме.

— А что моя мама? — оторопела Люська.

— Меня соединяет долг с ней, а не с тобой.

— Так что вы тогда ко мне прицепились? От меня-то что хотите? — Люська решительно ничего не понимала.

Тетя Джуля затушила бычок в консервной банке, закурила новую сигарету и заявила:

— Я, конечно, великая, но не настолько, чтобы лететь в космос за тремя копейками!!

Люська как-то даже обмякла от сплошного непонимания.

— Какие еще три копейки? Вы о чем? Что за бред?

— Сама ты бред, котенок. Ты что, Ядю невнимательно слушала? Она же, сама того не зная, обмолвилась о долге, ради которого я восстала из мертвых. Твоя мама должна мне три копейки за булочку.

Люська только хотела спросить, о какой еще, на фиг, булочке идет речь, но вдруг в голове вспыхнул отрывок сегодняшней беседы с тетей Ядей.

«Мы с Каринкой по пути в школу остановились у лотерейного киоска и все деньги просадили, что нам в школу предки дали. Не выиграли ничего. Потом в школу пошли. После третьего урока есть страшно захотелось, мы пошли в столовую и вспомнили, что денег-то нет. А в очередь уже встали. Смотрим, а перед нами Дрыгоножкина стоит. Ну, мы у нее по три копейки на булочки попросили. Слово „возьмите“ было единственным, что мы слышали от нее…»

— Подождите… — медленно сказала Люська. — Вы хотите сказать, что воскресли для того, чтобы забрать у моей мамы три копейки, которые дали ей на булочку, когда учились в школе?!

— Да.

— Вот так прикол… Гы… Мама что, не отдала вам три копейки?

— Не отдала. Забыла. Поэтому я взяла их с тебя. В космос же не полечу к Карине, правильно?

— Правильно… — согласилась Люська, все еще не веря, что эти двухдневные события происходили из-за трех копеек.

— Я взяла их из твоих денег. Не забудь, они в камере хранения.

— Да уж не забуду, — кивнула Люська, и из нее снова поперло: — А страшное проклятие? А венец безбрачия? Вы меня обманули? Объясните!

— Обманула, — улыбнулась мадам Джулия.

— Зачем?!

— Просто поприкалываться захотелось, — пожала плечами Дрыгоножкина-Шутикова. — И передачу по телику тоже ради прикола заказала. Боа твои сперла, порчу по почте послала, венки с гробом — это все тоже чисто прикол. И газом вас всех отравить я тоже ради смеха хотела. Это так смешно, правда?

— Обхохочешься, — произнесла Люська, чувствуя себя словно облитой грязью. Вся симпатия к убитой навозной мухе у нее куда-то улетучилась.

«Гроб, венки, порча, украденные мохнатки — это приколы? — возмущалась про себя девчонка. — Да она меня чуть с ума не свела!»

— И в своего давнего врага я беса тоже для смеха вселила… Вот так вот. Скоро наступит час, когда я должна буду вернуться в могилу, — печально сказала мадам Джулия.

«Я бы предложила проводить ее до кладбища, если бы она не была такой прибабахнутой, — подумала Люська. — То газом всех травит, то тело эфирное ворует, то порчу наводит, то котенком называет. Одно слово — старая дура!»

— Искренне вам сочувствую, — солгала Люська.