Дружба здесь скоротечна, с глаз долой — конец дружбе.

Никогда ничего не обещай. Пообещал — посадил себя на кукан. Можешь — делай, не знаешь точно — молчи.

Жалость — это чувство не для тюрьмы.

В тюрьме можно купить практически все разумное, кроме свободы. Свобода продается на воле.

Забудь о брезгливости.

Щедрость здесь говорит только о недальновидности.

Чрезмерный интерес к чужой персоне, жизни, делюге подозрителен. Умение шутить в такой обстановке — великое дело, при условии что большинство напрочь лишено чувства юмора, а оставшиеся могут понять юмор превратно и обидятся, а за обидой всегда следуют неприятности.

Упаси бог брать чужое — назовут «крысой», опустят, и жизнь твоя стремительно покатится под откос.

Каждое произнесенное слово имеет конкретный смысл.

Внимательно следи за окружающими, помни: все они реальные преступники.

В каждом монастыре — свой уклад.

Везде люди.

И среди убийц встречаются порядочные люди.

«Лыжник» — конченый человек.

Ничего, ни при каких обстоятельствах нельзя брать из рук опущенного.

«Уделяй внимание», и тебе уделят.

Всегда дели на десять то, что тебе рассказывают.

На свободе попадается много дураков и дебилов, здесь их невероятное количество.

Раз ты попал в эту систему, умным тебя уже не назовешь. Умные на воле ходят.

Телефоны прослушиваются все. Очень глупый шаг — откровенность по телефону.

О сотрудничестве с «кумом» узнают быстро. Это не скроешь. Но сотрудничество с ним за деньги — это нормально.

А вот хамить не надо. Этого не любят нигде, даже в тюрьме.

Любая «малява» может запросто оказаться подшитой к твоему делу.

Не успел договориться с «подельником» на воле — через «маляву» не договоришься.

Одному по делу идти всегда легче, чем в компании. И часть легкая, первая, и договариваться ни с кем не нужно, и не подведет никто в ходе следствия и суда. Однако многие это понимают только после вынесения приговора.

Чрезмерный ум раздражает.

Делай, только когда попросят.

Не считай других идиотами. Даже дурак может оказаться неожиданно сообразительным.

Не считай других быдлом.

Любой конфликт в системе может аукнуться через годы.

Персональную физическую чистоплотность уважают.

СПИД, гепатит и туберкулез в системе ходят рядом с тобой.

Зверская внешность еще ни о чем не говорит.

Не загоняй человека в угол — он может превратиться в реального зверя.

Решать судьбу другого человека может только бог.

Не играй, доиграешься.

Если все же сел по глупости за игру, то четко оговори все условия. И ставки делай только на то, что у тебя реально есть.

И огради тебя бог от наркотиков.

Не строй планов на будущее, тем более — с новыми знакомыми.

Будущее в тюрьме — тюрьма.

Если совсем нечего есть, можно и поголодать.

Не хами мусорам, они злопамятны и в данный момент ты от них зависишь.

Глупо угрожать, когда еще ты исполнишь свои угрозы.

В тюрьме нет национальностей.

Готовься к худшему, лучшее само тебя найдет.

Научись думать.

Научился — думай.

Не спеши, на воле надо было спешить.

Терпение, терпение, терпение.

Наконец, научись ждать.

Надежда умирает последней. Сначала мы, потом она.

Помни: мысль вещественна.

Зато у тебя бесплатная крыша над головой, бесплатная коммуналка, бесплатная еда и охрана, как у президента.

Вот у тебя и появилась реальная возможность понять, чего ты стоишь на самом деле.

Да, не повезло, но чьей глупости это результат?

А научишься думать — уже не зря потратил время.

У Вовы опухли локти. Это заметно только Вове. Он мне по секрету сообщил:

— Так опухли локти, что я ходить не могу.

Выбор есть всегда, даже когда кажется, что его нет вообще. Судьба всегда предлагает минимум два варианта выбора.

— Зови меня просто, без всякого: Рэмбо.

Загрузили, как баржу с утюгами!

Кузьмич, невзрачный работник тюрьмы. Проработал в ней двадцать семь лет. Решил проверить здоровье, прошел флюорографию — от легких ничего не осталось. Сгорел за неделю. Я еще долго помнил его аккуратно начищенные, коричневые, видать, форменные, туфли.

…его бил отходняк, кумарило. Вставал, долбил ногой в «тормоза» и орал. Приезжали опера, предлагали взять на себя еще два эпизода. Он брал, ему делали инъекцию и возвращали в камеру. И так целую неделю. Что брать и сколько, ему было абсолютно все равно. Главное, что за этим следовал укол.

17 февраля. Обычно такие вещи я делал сам или строго контролировал, но тут меня увезли на суд. Что ж, суд так суд. По приезде выяснилось, что «ноги» уже зашли и масса полезных и нужных вещей ласкающей взор кучей громоздилась на шконке. Конечно, в основном мелочи, но каждая мелочь в этих условиях воспринимается как праздник. Но главная мелочь — это дрожжи. Что же они? Должны были тоже зайти, но наверняка спрятаны.

Приехал с суда поздно. Был уставшим ужасно. Поездка отняла массу сил и энергии. Словом, лег спать. Наутро — это всего три часа сна — опять поездка на суд. В общем, через три дня начал конкретно искать дрожжи. Найти не удалось. Вован утверждал, что они были спрятаны и, кажется, в банку, и даже с сахаром. В одной из банок дрожжи действительно были, но старые, предыдущего заноса. Сначала искали вяло, затем интенсивно — нет дрожжей. Ну, нет так нет. Однако, прикидывая, сколько должно было зайти ценного продукта, я понимал, что они где-то должны быть.

Прошел месяц. Надо сказать, что время от времени Вован требовал приготовить себе «какаву». «Помогала» регулярно исполнял его просьбу. После каждой такой просьбы Вован громко возмущался, что, мол, чашки мыть нужно лучше, а то дрянь всякая плавает в его «какаве». Ну да бог с ними, с чашками.

Возникла пауза с судами, и я решил окончательно проверить все на предмет дрожжей. Куда они могли деться?

— А скажи мне, Вова, кто их, собственно, и, главное, куда прятал?

Вова лениво задумался и стал вспоминать.

— Мы прятали.

— Так.

— В сахар прятали.

— Ну! — Я чуть ли не физически толкал его мысль, как груженную углем вагонетку.