Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бидди встала с места и порывисто обняла подругу.
– О Господи! В жизни не видела, чтобы у мужчины столько звездочек в глазах светилось!
Фредерика с трудом сдержала довольную усмешку.
– Да, – небрежно подтвердила она, – Кон ужасно милый.
– Милый? Это мягко сказано! Если он так целует тебя на людях, могу вообразить, каков… – Бидди смущенно умолкла. – Прости, деточка, не мое это дело. – Толстушка стрельнула глазами в сторону Лили и шепотом прибавила: – Я ужасно рада, что Кон выкроил минутку к нам заглянуть!
Лили громко шуршала бумагами, делая вид, что ничего особенного не происходит. Но по лицу ее ясно читалось: еще немного – и она примется раздирать документы на мелкие клочки.
Остаток дня сотрудники офиса перешептывались не умолкая. Фредерика знала: коллеги обсуждают ее и Кона, гадая, что именно заставило знаменитого О'Салливана потерять голову. Но девушке было все равно. Очень скоро рабочий день закончится, и она поедет домой. К Кону! Фредерика мстительно улыбнулась. Пусть коллеги представляют их семейную жизнь и завидуют!
И тут накатило чувство вины. Злорадство и мстительность никого не украшают… а она в придачу еще и лгунья, Если верить матери, лгуны притягивают к себе громы и молнии небесные, как магниты. Фредерика неуютно поежилась, а в следующую минуту вспомнила, как широко и приветливо улыбнулся ей Кон, входя в офис, и как у всех челюсть отвисла от удивления, – и в сердце у нее вновь расцвела весна.
Она не понимала Коннора О'Салливана, совершенно не понимала. Сначала он заключает с ней деловое соглашение. Затем себя не помнит от гнева оттого, что она отказывается заниматься с ним сексом, хотя брак их, не более чем финансовая сделка, А на следующий день Кон вроде бы забывает о ее «проступке» и ведет себя как самый любящий из мужей, спасает ее от злых языков. Загадочный человек, что и говорить. Может, проблема в том, что она, Фредерика, совсем не разбирается в мужчинах…
Или Коннор О'Салливан совсем не таков, каким кажется на первый взгляд!
– Привет, Фредерика! – воскликнула Бидди, завидев подругу. – Ну, как твой муженек поживает?
Фредерика вздохнула про себя, раскладывая на столе проспекты. Каждый Божий день Бидди приветствовала ее одним и тем же вопросом, и каждый раз девушка отвечала бодро и односложно. А толстушка расплывалась в улыбке и говорила что-нибудь вроде: «Медовый месяц – лучшее время жизни, деточка, ты не находишь?», или: «До чего славно, надо думать, сидеть на крылечке под звездами с молодым супругом на этой вашей роскошной ферме!», или: «До чего же я рада за тебя, что все так отлично сложилось!».
Спустя несколько недель при всей ее любви к Бидди замечания подруги стали действовать Фредерике на нервы.
– Неплохо поживает, – заверила она. – Работает не покладая рук.
– И тебе, небось, отдохнуть не дает, – подмигнула Бидди, и девушка улыбнулась в ответ, подавляя желание завизжать.
Жить с Коном под одной крышей оказалось чрезвычайно приятно. Май закончился, настал июнь, и отношения молодоженов вошли в устоявшуюся, привычную колею. Коннор не уставая нахваливал ее стряпню. И общества своего не навязывал, насколько такое возможно в тесном двухкомнатном домике; неважно, что уж он там говорил поначалу насчет невозможности соблюдать границы. Вечерами девушка с удовольствием усаживалась рядом с ним перед телевизором; оказалось, что вкусы у них одинаковые. Оба обожали исторические фильмы и комедии и терпеть не могли скандальные интервью со знаменитостями и телевикторины. А еще оба упоенно смотрели скачки, Коннор с удивлением обнаружил, что его жена способна перечислить родословные фаворитов чуть ли не до десятого колена, а названия популярных ипподромов у нее от зубов отскакивают.
С тех пор как они обосновались в домике управляющего, Коннор успел починить водопровод и залатать протекающую крышу, так что коттедж стал вполне пригодным для жилья. А Фредерика посадила у входа маргаритки, а над входом повесила венок. Пустяки, казалось бы, но дом преобразился на глазах.
Всякий раз, когда молодые люди отправлялись в город, Коннор держался с женой исключительно предупредительно и нежно, убедительно разыгрывая роль любящего мужа. Даже когда прохожие глядели на них во все глаза, он словно ничего не замечал. А вскоре и Фредерика научилась следовать его примеру. И тогда, к ее изумлению, люди перестали на них оглядываться. Нет, наверняка сплетничали вовсю, но оглядываться перестали.
Так что днем Фредерике не на что было жаловаться. А вот ночью…
Дело в том, что после инцидента в турагентстве молодые люди по взаимной договоренности отказались от «раздельного проживания». Глупо кому-то одному мучиться на неудобном узком диване, когда к их услугам широкая двуспальная кровать. Фредерика поняла, что вполне доверяет мужу. А Коннор недвусмысленно дал понять, что уважает ее решение и не намерен больше настаивать на супружеских правах.
Каждую ночь, когда он выключал свет и забирался под одеяло, сердце девушки беспомощно ёкало. Притом что О'Салливан честно держал свое слово и отношения между ними оставались чисто платоническими, Фредерика не могла не думать о его поцелуях и о том, как хотелось бы ей испытать их снова. Но как только в голове девушки возникала эта мысль, она гнала ее прочь, потому что спустя столько месяцев ей по-прежнему не удавалось заглушить в сознании громкий, обвиняющий голос матери.
Всякий раз, когда под Коннором поскрипывал матрас, звук этот пробуждал во Фредерике поток фантазий, и тут же накатывало чувство вины. Тогда девушка проклинала себя за то, что терзается угрызениями совести. И злилась на мать за то, что та выработала в ней комплекс вины. И осуждала себя за недобрые чувства к матери… и снова изнывала от стыда.
– Кон… – окликнула она мужа как-то раз уже после того, как потушили свет.
Он заворочался, повернулся к ней.
– Да?
– Как думаешь, можно любить человека и одновременно ненавидеть?
Но едва слова эти сорвались с языка, как Фредерика уже горько пожалела о собственной болтливости. Что подумает Кон? Что любой подумал бы о таком вопросе? Но тут раздался его голос – спокойный, ровный, без тени осуждения.
– Не знаю. А кого ты имеешь в виду?
Фредерика надолго умолкла. А затем чуть слышно прошептала:
– Маму.
И снова в воздухе повисло молчание. Наверное, Коннор считает ее сумасшедшей. Наверное, у нее и впрямь с мозгами не все в порядке.
Но он придвинулся ближе.
– Знаешь, я вовсе не так устал, как тебе кажется. Может, расскажешь мне про нее подробнее?
За всю свою жизнь Фредерика ни разу не осудила мать в разговоре с самой собой или с другими. И теперь чувствовала себя так, словно вот-вот совершит смертный грех.
– Она… моя мать, и я любила ее, но… – Девушка резко выдохнула и зажмурилась, не зная, как облечь в слова обуревающие ее чувства.