Взведя курки пистолетов, спрыгнул Володька Шубин в шлюпку. Гребцы молча разобрали весла. Вставивши же их в уключины, поинтересовались:

– Кудыть плысть будем?

– Рулим на «Ростислав»! – ответил им Володя, усаживаясь за румпель. – Весла на воду!

Вслед шлюпки понеслось сразу несколько ядер. Лавируя между обломками и клубками спутанных снастей, мичман Шубин упорно пробивался к цели. Задание у него было далеко не из легких. К этому времени главные силы флотов ушли далеко вперед и нагонять адмиральский корабль приходилось в долгой яростной гребле. Но вот наконец и «Ростислав». По скобам шторм-трапа мичман быстро взобрался на палубу. Адмирал Грейг выслушал доклад молча, не перебивая.

– А свои гребные суда куда дели? – спросил он немного погодя.

– Наши шведами перебиты!

– Кто из наших к вам самый ближний? – помолчав, снова спросил Грейг, в голосе его чувствовалась тревога.

– Пожалуй что «Виктор»! – прикинув, ответил Владимир.

– От моего имени вели его капитану выслать к вам все гребные суда. А Берху мой ордер – держаться сколь хватит сил. Даст Бог шведы в дыму да сумерках вас и упустят. Нам же остается надеяться на чудо и верить в милость Божью! Давай, мичман, поторопись!

Нахлобучив треуголку, Шубин прыгнул в шлюпку:

– Все, братцы, отваливаем!

И снова одинокая шлюпка помчалась между дерущихся гигантов, среди огня и смерти.

– Семи смертям не бывать! – подбадривал он матросов (да и себя заодно) молоденький «за мичмана», пригибаясь от града пронесшийся над головой картечи.

Страха у него почему-то не было, даже наоборот, была какая-то бешеная радость азарта, упоение важностью выполняемого задания и гордость за собственную смелость. Эх, видели бы его бабка с дедом да девицы знакомые!

Рядом, вскрикнув, повалимся на бок матрос загребной. Картечная пуля попала прямо в лоб. Мертвого тут же засунули под банку.

– Навались! – кричал мичман. – Иш-шо немножко осталось!

На «Викторе», выслушав Шубина, сразу же отрядили к «Владиславу» катер.

– Более ничего нету! – извинялся капитан. – Все, сам видишь, побито!

Гребной катер к «Всеславу» добрался, но оттянуть ему корабль так и не удалось. Все время рвался буксир, и катер вернулся обратно.

Несмотря на всю трагичность момента записи в шканечном журнала «Всеслава» велись, как и всегда с тщанием: «…Корабли “Дерис” и “Виктор” были видны в кабельтове на ветре, а “Богослов” в 5 кабельтовых под всеми парусами в бейдевинд. Во время лежания на этом галсе убито 30 человек».

В неистовстве огня прошел еще час. Начало понемногу темнеть. Шведы били из пушек, как и прежде, а помощи все не было и не было. Державшиеся неподалеку наши корабли пытались, правда, облегчить жребий попавшего в беду собрата, паля в защиту «Владислава», но ядра их до неприятеля не долетали, падая на полпути.

И тогда Амудус Берх собрал подле себя оставшихся офицеров.

– Вот что, – сказал он мрачно, – адмирал помочь нам более ничем уже не сможет. Пушки у нас перебиты, люди тоже. Воды в трюме за семьдесят дюймов. Попробуем продержаться еще полчаса, а там как Бог даст!

Офицеры молчали. К смерти они были готовы уже давно. Берх поискал глазами Шубина:

– Тебе, Володя, наказ особый! Собирай гардемаринов, грузи их в шлюпку да увози отсюда, пока еще можно!

– А почему я? – не выдержал тот.

– А потому, что жизнь у вас только начинается, еще навоюетесь! – махнул рукой Берх. – Исполнять немедля!

Помимо разобиженных гардемаринов да нескольких малолетних «за мичманов» в шлюпку погрузили тяжелораненых.

– Прощайте! Даст Бог еще свидимся! – кричали уходящие на шлюпке.

– Не поминайте лихом! – неслось в ответ.

В этот момент «Всеслав» развернуло носом к шведским кораблям. Пальнув, навсегда замолк последний «погонный» фальконет. Видя, что русский линкор прекратил всякое сопротивление, шведы окончательно осмелели. Три линейных корабля сразу же обошли «Всеслав» с носа, буквально вычищая его палубу смертоносными продольными залпами. Еще двое других били с бортов. На «Всеславе» творилось нечто невообразимое…

– Где же Грейг? – кричали погибавшие. – Почему он бросил нас?

Хладнокровно распоряжаясь, капитан 1-го ранга Берх ходил у самого фальшборта. Он искал смерти, но смерть обходила его, поражая лишь тех, кто находился рядом.

– Все, отвоевались! – подбежал к капитану артиллерийский капитан-поручик Кузнецов. – У нас более нет ни горсти пороху!

Вздохнув, Берх перекрестился, а перекрестившись, велел созывать к себе тех офицеров, кто еще оставался жив. На зов капитана пришли, увы, немногие.

– Благодарю вас за службу! – обратился к ним Берх. – Мы честно исполнили свой долг, и никто не вправе упрекнуть нас в малодушии. Согласно морскому уставу, толкования капитанской должности за нумером девяносто, артикулов с первого по третий, я имею право на сдачу, когда иного выхода боле нет. Что скажете?

Измученные офицеры лишь качали головами:

– Отец наш, делай как знаешь, мы отдаем себя всецело тебе в руки!

Тогда Берх велел:

– Все пушки за борт!

Кто-то из лейтенантов было закричал:

– Хватай топоры, руби днище!

Но капитан тотчас пресек своевольца:

– Днище рубить не дам! У нас сотни раненых и ни одного гребного судна.

– Господин капитан! Там мичман Смирнов, что назначен был для насыпки картузов, запершись в крюйт-каморе, грозится взорваться, ежели шведы кораблем завладеют! – прибежал к Берху кто-то из шкиперов.

Капитан 1-го ранга поспешил к крюйт-каморе, где храбрый мичман, обложившись мешками с ружейным порохом, уже взвел курок своего пистолета.

– Отопрись, голубчик, – увещевал юношу седовласый моряк. – Ты, известное дело, герой, но и другие сражались не хуже. О себе не думаешь, подумай о других, на что ты их-то обрекаешь! С нашего «Всеслава» шведу корысть не велика, он ведь теперь только на дрова и годится, а людям еще жить надо. Не бери греха на душу, отопрись!

Отворив дверь, рыдая, мичман бросился на шею своему капитану:

– Что-то теперь будет! Мы же честь свою потеряли навеки!

– Нет, – отвечал ему Берх. – Не мы честь потеряли, а те, кто в беде нашей нас бросили!

Много позднее, уже по возвращении из шведского плена, Берх вспоминал: «Таковые отчаянные мысли моих подчиненных и неизбежно угрожавшая погибель, подвигли меня в жалость, и довели смущенные мысли мои до чувствия согласиться с их голосом, и отдаться для общего спасания в плен. Я велел бить отбой».

На исходе десятого часа вечера, уже, не доверяя никому, Берх, связав меж собой секретные ордера, шканечные и сигнальные книги, привязал к ним здоровенный книппель и выбросил за борт. Сделав это, он взял в руки переговорную трубу и прокричал на близлежащий неприятельский корабль: