сказал как ни в чем не бывало Филипп, — мать Джульетты. Ариадна будет играть мать Джульетты — я только это понял. Мать Ромео же пусть перейдет Агнессе.

— А Джульетта? — робко спросила Сюзанна.

— Джульетта — твоя, как я уже сказал, — спокойно заявил Филипп. Он как будто не вникал в ситуацию и даже еще больше ее усугубил.

Ариадна теперь уже рисовала едва заметную улыбку для Агнессы, которая только пожала плечами.

— Хорошо! Мне интересно, — сказала она, улыбнувшись и осмотрев сокурсников.

«То ли обида не смогла забраться в ее сердце, то ли она действительно талантливая актриса», — подумал Филипп и продолжил беседу.

— Чтобы разобраться в моем решении, давайте-ка посмотрим, как вы ответили на мой вчерашний вопрос о выгоде, ради которой и Ромео, и Джульетта идут на свою авантюру, о том, что вынудило их пойти на это. Для начала скажите, о чем эта пьеса? Кто начнет?

Он пытался вытянуть их из плена инертности и нерешительности. Еще недостаточно горели их сердца, еще много нужно было над ними работать, еще немало можно безвозвратно упустить. Плюс ко всему еще эти его перестановки… И как бы радостно он ни заявлял о том, что два месяца — это «хорошо!», понимание того, что времени было в обрез, никуда не испарялось.

— Чисто инстинктивно я хочу сказать, что пьеса явно не о любви, — неожиданно пришел на помощь Фред. — Я просто очень хотел найти еще какой-то сюрприз, когда перечитывал пьесу вчера. Нет, любовь свое место имеет здесь, но есть что-то более важное, то, о чем Шекспир, наверное, хотел рассказать.

— И что это по-твоему? — спокойно спросил Филипп.

— Человеческая зависть, или может злость.

— У кого другие версии? — обратился Филипп к аудитории.

— Ромео, как я понял, не совсем такой, каким я его представлял, — неторопливо вошел в разговор Мартин. — Если его «друг» в кавычках откровенно подкладывает ему свинью, то, скорее всего, не на пустом месте. А это значит, что он либо по своей натуре подлец, либо затаил обиду на что-то. В какой-то момент этот конфликт разрешится, но Меркуцио сам окажется втянутым в него, и даже погибнет. Промежуточный вывод: пьеса о несправедливости. Далее…

Мартин продолжал свои логические выводы, довольно здравые и дерзкие. Минут пять он говорил с сокурсниками, редко задавая вопросы и больше делясь накопанными открытиями. К концу беседы он все же обратился к ним, попросив их поделиться тем, что они узнали о своих персонажах. Беседу продолжил Дэйвид.

— В своем персонаже я нашел обиду на что-то, что произошло с ним в прошлом. Мне кажется, что это связано с женщиной, или женщинами. Мне кажется, их он укоряет, когда рассказывает о Королеве Маб, и вообще сетует на несправедливость жизни. Видимо поэтому он и подставляет Ромео. Почему — не знаю пока…

— А мой Бенволио каким-то болтуном показан, — с деланой досадой заявил Роберт, продолжая сглаживать возникшую ситуацию. — Болтает все время, и тексты какие-то растянутые читает…

— Не всегда, — вовремя подхватил Филипп. — В первой же сцене первого акта Бенволио говорит с отцом и с матерью Ромео, а потом и с ним самим. Ромео всячески пытается избавиться от его болтовни — аж сам начинает говорить его языком. Матери он вешает лапшу на уши поэтическими строфами. С Капулетти-отцом он говорит по делу, четко и без лабуды. Он у себя на уме.

Роберт приятно улыбнулся, а в разговор снова вошел Фред.

— Интересно получается. Чем больше я углубляюсь в персонажи пьесы, тем более мне кажется, что они все обманывают, все кривят душой, как бы скрывают свои лица под масками. Вот, например, брат Лоренцо, который обычно показан таким добрым, хорошим, миротворцем… Алекс, ты сам не чувствуешь, что твой персонаж лжив?

— Не чувствовал, пока не дошел до самого конца, когда герцог выносит… даже не выносит приговор, а просто озвучивает свое порицание, — продолжил Алекс, и обратился ко всем: — помните? «Монах говорит правду, а вы видите, до чего докатились? Ай-я-яй!». Монтекки и Капулетти отделались золотыми изваяниями, и все разошлись. А монах… даже в фильме проскочила эта мысль, хотя потом она и изменила форму на благочестивую: «Я могу стать объединителем этих двух домов, миротворцем!». Лично я вижу его корыстные интересы в его согласии обвенчать их. Его выгода — в этом.

— Отлично! — заходил наконец по помещению Филипп. — Кто еще поймал за хвост выгоду? Ромео, в чем твоя выгода? Зачем тебе нужен этот брак?

Мартин молчал, а Филипп вдруг обратился к Ариадне и Сюзанне:

— Джульетта, а в чем твоя выгода?

— Джульетта не хочет выходить замуж за Париса, — немного поразмыслив, ответила Сюзанна.

— Молодец! Потому-то она и позволяет себе нырнуть в этот водоворот событий.

— А Ромео тоже ведь лезет на рожон, — вдруг решился сказать Мартин. — Мы воспринимаем это естественным, но лезть в дом, где тебе грозит опасность — это дерзость, имеющая какую-то цель.

— Да, лезет на рожон, и нет — его выгода проявляется чуть позже. Позже, когда он узнает о том, кем является эта девчонка из дома Капулетти. Ему было все равно с кем — любой вариант бы насолил отцу. Но когда он узнает, что в его руки упал такой вот козырь, он принимает этот вызов судьбы, и в описании его использует слова «ставка», «цена». Балконная же сцена, о которой весь мир говорит как об эталоне романтизма, не что иное как торг. Ромео хочется заполучить Джульетту, ей же нужно избавиться от брака с Парисом, на который его всячески толкает мать. Перечитаете сцену еще раз, внимательно, включив голову. Запомните, Шекспир — практик. Если у него идет несуразный текст, то либо персонаж должен говорить несуразно, либо мы не мыслим логически.

— Ну а мать Джульетты выгоды никакой не имеет, если мы не будем называть выгодой ненависть, которую она испытывает к дочери, может быть даже и приемной, — подвела черту Ариадна. Какое-то облегчение пробежало между рядами. — Мне кажется, кроме Тибальта, здесь все говорят одно, а думают другое.

— Это самая настоящая психологическая