— А где эти шпионы? — поинтересовался Гальмаро. Так было принято заглазно именовать всех эверийцев.

— Возле пещеры шпионят, — ответил Раус. — Их сюда доставить?

— Да нет. Давай-ка к ним, а то они, наверное, делом заняты.

21 августа 11ч. 40м.

Эту новость, как и прочие новости, которые вообще могли здесь быть, принес на хвосте Тика. Хвостом был тот самый офицер, против которого велись бои за шлагбаум. Он был при параде, как будто находился не посреди джунглей, а на гарнизонном плацу в День Независимости, и что-то быстро лопотал по-сиарски. Тика солидно кивал в ответ, отвечая кратко и с достоинством.

— Капитан, не помню, как зовут, просит сообщить доктору Баксу, что к нам в ближайшие полчаса ожидаются высокие гости, — сообщил Тика. — Он рекомендует нам привести в порядок внешний вид и выделенную нам территорию. Нас желает навестить сам команданте дю Гальмаро с группой военных и гражданских чинов, возможно, будущих членов переходного правительства.

— А ты скажи ему, что нас нет дома. — Савел даже не удосужился повернуться к нему лицом. Он с двумя техниками занимался сборкой зонда, и перспектива лететь на нем туда, где предположительно может находиться Пекло, делала его угрюмым и неразговорчивым.

— Мне кажется, что дженти Гресс не одобрил бы подобного невнимания к властям дружественного государства. — Тика был по-прежнему серьезен и сохранил на лице выражение дипломатической любезности. Похоже, репетировал встречу с «отцом народа».

Капитан слушал их перепалку, стоя навытяжку. Из всего разговора он понял только два слова: «команданте» и «Гальмаро», и это, конечно, означало, что союзники обсуждают протокол предстоящего приема.

— Зеро, — позвал Бакс Валлахо, который сидел под тентом и рассматривал разложенные на столе фотоснимки, сделанные покойным зондом. — Надо дойти до нашего бравого майора. Пусть его орлы изобразят роту почетного караула.

Зеро молча поднялся и пошел к штабной палатке, укрытой в ложбинке метрах в двухстах от вагончика. Надо было еще забрать видеокассету со вчерашней записью. «Псы» вышли из пещеры уже затемно, злые, как собаки, так что ни Савел, ни Зеро, ни даже Тика сразу не посмели к ним подступиться с расспросами. Лишь майор Зекк коротко сообщил, что остатки жестянки доставили, а все остальное тот придурок и его девка уволокли с собой дьяволу в пасть, а сам он туда не полезет и парней своих не пошлет.

— Майор у себя? — спросил Зеро у часового, качавшегося в тени на гамаке.

— Майор Зекк отдыхают, — ответил часовой и демонстративно лязгнул затвором.

— Буди.

— Майор Зекк приказали не будить.

Объяснить что-либо часовому не представлялось возможным, все равно приказ майора тот поставил бы выше любых объяснений.

— А лейтенант Кале? — Зеро назвал офицера, с которым он позавчера перекинулся в бридж и который показался ему приятным интеллигентным собеседником.

— Премьер-лейтенант Кале будет здесь через час. Ушел за тугуруку.

Это означало, что лейтенант может вернуться часа через три, а может и ближе к ночи. Охота на тугуруку требовала многочасового сидения в неподвижности. Можно было не прятаться, все, что не шевелится, ящерица просто не замечала. Ее необходимо было поймать живьем, чтобы потом умертвить каким-то особым образом, иначе в ее организме вырабатывался смертельный яд, которым аборигены в былые времена пропитывали свои дротики.

— Дежурного ко мне! — рявкнул Зеро, потеряв терпение, и часовой на этот раз отнесся с пониманием. Он задрал кверху ствол карабина и пальнул в воздух.

Дежурный, приземистый рыжий капрал, в сопровождении трех солдат вывалился из кустов минуты через полторы. Он внимательно выслушал сообщение и, ни слова не говоря, нырнул в палатку, видимо, будить-таки майора.

— И пусть прикажет убрать все ваше дерьмо, банки и бумагу вокруг лагеря! — крикнул ему вслед Зеро.

Через пару минут капрал вышел, вручил Зеро видеокассету, и сообщил:

— Мэтр майор даст соответствующие распоряжения. — Тут же всем своим видом он дал понять, что дальнейшее присутствие штатских возле штабной палатки нежелательно.

Когда Зеро вернулся в лагерь, Бакс с механиками уже прикрывал тентом каркас полусобранного зонда, а Тика о чем-то беседовал с сиарским офицером, которому, видимо, было поручено организовать должный прием.

— Принес… — Савел увидел кассету, торчащую из просторного кармана комбинезона Зеро. — Все-таки дерьмовый нам майор достался. Если б он без выпендрежа отдал нам ее вчера, мы бы знали, стоит ли ее сейчас показать…

— А может, успеем, — предложил Зеро. — Там ведь только финал нужен.

Бакс, оглянувшись на Тику, убедился, что тот сосредоточил на себе все внимание сиарца, и быстро пошел к вагончику, знаком пригласив Зеро следовать за ним.

Савел сразу же перемотал пленку почти до конца, и экран покрылся трепетной голубизной, над которой навис черный скальный уступ. Трассы автоматных очередей поглотила ослепительная вспышка, а когда она погасла, уступа уже не было. Лишь две сплетенных фигуры падали вниз, медленно и плавно, как бы ввинчиваясь в гигантскую воронку, которая вдруг разверзлась под ними. На мгновение их поймал луч прожектора. Савел остановил запись и вывел на монитор максимальное увеличение. Это, несомненно, был тот самый беглый мятежник. За спиной у него болтался автомат, а в его объятиях замерла дочка Гальмаро. Ее побледневшее лицо было задрано кверху, волосы разлетелись золотым веером, а через плечо на ремне висел фонарь, прикрученный какими-то обрывками проволоки к тартарриновому блоку.

Бакс нащупал дрожащими пальцами нужную комбинацию клавиш, и изображение вновь ожило. С каждым мгновением они падали все медленнее и медленнее, пока странный всполох лилового пламени не накрыл их. А потом все исчезло — и беглецы, и пламя. Внизу зияла черная бездна, поглощая без остатка свет фонарей.

— Интересное кино, — сказал Зеро самому себе, хотя ирония на сей раз далась ему с трудом.

— Боюсь, что кроме попов этого никто не сможет объяснить. — Савел вытащил кассету и взвесил ее на ладони. Чувствовалось, что он пытается побороть в себе желания зашвырнуть ее куда-нибудь подальше и навсегда забыть о ее существовании. — Это надо срочно доставить в Башню, и чтоб никто… — Он вдруг умолк, глядя в распахнутое окно.

В десятке метров от вагончика стоял человек в простом сером френче и смотрел на них сквозь суровый прищур. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, коротко остриженная, с проседью, партизанская бородка скрывала суровый изгиб плотно сжатых губ, а единственным его украшением была кисточка на пилотке. Сам легендарный команданте, отец народа, будущий президент Сиара, стратегический союзник Конфедерации, смотрел на них то ли с укором, то ли с презрением, небрежно опираясь на свою знаменитую трость, с которой не расставался после ранения, полученного в боях за Эльдоро, где повстанцы одержали первую действительно крупную победу.