На новый год случилась авария на установке холодного анфлюража. Дети, которые там работали, получили ожоги. Дед мороз погиб, снегурочка пропала бесследно. Наталья Георгиевна занималась детьми уже два дня. Она их собрала в отдельное помещение, в закуток одного из ангаров, потому что основной цех был разрушен взрывом. Поставила буржуйку и поддерживала температуру градусов 15 вблизи буржуйки и градусов 7-8 в отдалении. Дело спасало аномально теплая погода декабря 2009 года. Света не было. Свечи заканчивались. Она все еще ждала, что кто-то их заберет. Машины на шоссе не останавливались. Потому что Наталья Георгиевна выглядела так, что не внушала доверия водителям, ехавшим на подмосковные дачи. Телефон не работал. На мобильнике заряд кончился.

Когда глаза привыкли к темноте ангара, мы увидели странные цветы. На стеблях плоды, как картошка, а на картошине цветы, прекрасные и огромные как орхидеи. Похожие на человека. А картошина играет в жизни этого «человека» какую роль? Видимо, источника крахмала. Крахмальные люди не с Крахмальной улицы. Они были замерзшие. Гигантские колбы. Красноватая жидкость, теперь красноватый лед. Написано «Архебактерия Мертвого моря». Центрифуги для смешивания кремов, утюги для запаивания пробников. Ящик, надпись: «Вкус, идентичный натуральному».

Я открыла дверь с черепом. Сизый дым повалил, открылась железная дверь как в бункере, захлопнула. Процесс еще не закончился.

В Красноярске есть завод «Химволокно», где делают линолеум, краску.

Там такой же запах. И снег в округе выпадает оранжевый или зеленый. Наверное, в зависимости от того, какого цвета краску делали сегодня. А в легких… что курение!..

Они бактериальное и химическое оружие наверно делают, а не БАДЫ и кремы для омоложения.

Сизый дым, запах хлора, сероводорода. Больно дышать, при глубоком вдохе можно получить ожог легких. Нога провалилась в корыто с губной помадой. Или чем-то с запахом губной помады.

Наталья Георгиевна, как в противочумном костюме, работает. Не белый, а салатного цвета халат до пят. Очки. Колпачок. Как в настоящих баклабораториях. Смешная такая. Мы с ней там познакомились, и потом она была нашим другом. Колобок, завернутый в капустный листик. Голубец бы образовался, если бы она во время не выскочила. Чуть не сгорела. Я кремом помазала, и кожа на глазах вернулась на место, приросла. «Работает! Даже на третий день после ожога!» Я прочитала на баночке. Написано «противо-ожоговый армейский крем». Могут! Захотят, могут! Только не мы: дальше написано: «АЭС. Димона».

Мы зашли в комнату с буржуйкой. Там было девять в разной степени обожженных и травмированных детей. Им была оказана первая помощь. Они сидели и лежали вокруг буржуйки. Кровати стояли вокруг нее, как лепестки ромашки.

Наталья Георгиевна позже, уже в автобусе нам рассказало вот что.

Это собственно не мясокомбинат, и не консервный завод. А «Объект мясокомбинат».

Они делали фруктовые напитки, тушенку, не сертифицированные биологически активные добавки, консерванты, красители. Ингредиенты, про которые на этикетке сказано «вкус, идентичный натуральному» Мы думаем, что вытяжка из ананасов делает сок ананасовый, похожим на ананас, а это вещество с жутким названием «666-дизоксиферрохимерафосфатоденерат». В ангаре делали еще именно тушенку. Говяжью «кусковую», «Какраньшебыловскую» («как раньше была» – этот ностальгический слоган повышает продажи в два раза) производят, но не из говядины, а в лучшем случае из сои. А официально только стабилизаторы консерванты. Что-то с этикеткой «Коралл», фруктовые напитки типа «Благоухание флоры». Хотя, судя по запаху, скорее, «фауны».

Медсестра Каланча стала расти. Неудержимо на четвертом десятке. Фактор роста и одновременно «открывашка» для зон роста. Возможно, обладает гормоноподобным действием, типа СТГ (соматотропный гормон гипофиза). При его избытке у взрослых обычно возникает акромегалия: нос становятся как у Депардье. Растут надбровные дуги. Человек становится похож на австралопитека или кроманьонца. Возможно, еще на Валуева похоже. А Каланча росла пропорционально. Это говорит о том, что у нее были открыты зоны роста, как у ребенка. Она стала двухметровой. Когда она играла снегурочку на новый год, ее бог наказал. Злую медсестру. Она правда была злой, потом дети все рассказали. Не потому что уколы больно делала. Там были серьезные преступления. Про них и про письма Тани с хутора Язовицы под Бестужево потом. Потешная снегурка, на голову выше деда мороза. Дед мороз – халат на шубу. Борода рулон ваты с осколками разбитой лампочки приклеенными клеем «момент». Каланча просто развоплотилась, исчезла.

Мы захватили автобус 320 «Черноголовка-Москва». Пассажиры проявили понимание и потеснились.

«Мы не устроим второй Норд-Ост? – сказал Наталья Георгиевна. – Надо правильно укладывать и усаживать, кто сидеть может». Правильно так: на бок, чтобы рвотными массами асфиксии не было.

Катя, которая Катя Кривоножка. Девочка на каталке. У нее были обожжены ноги. Ноги, которые не ходили из-за ДЦП. Спросила: «Наталья Георгиевна, нас навсегда увозят отсюда? А нам сказали, что скоро мы встретимся с нашими мамами». Наталья Георгиевна ей: «Катенька, встретитесь. Мы сделаем вам мам. Достанем. Клонируем». Она сама чуть не плакала. Она-то знала, что никаких мам нет, и не будет. После своего бегства из уральского детдома – исследовательской лаборатории, они стали вне закона. Они рабы. На них объявлена охота. Их хотят продать. Потому что они представляют научную и стратегическую ценность.

Рассказывали, что так говорили дети, когда их эвакуировали из Чернобыля. Сидя в автобусе и глядя в окна на свой город, они спрашивали: «Мама, мы сюда больше никогда не вернемся? У нас не будет дома?» Никто не знал, что не вернутся, а они знали.

Я уже знала, что мы создадим новый интернат на базе Бестужевской школы. Позовем туда жить учителей, психологов, всех, кому не живется в Москве. Московские квартиры могут сдавать, в Бестужево жить. Там масса брошенных домов. Даже с иконами стоят дома, старинными прялками, корзинками из берестяного лыка, лаптями. Мы знали чем будет заниматься «пусси-дозор».

Они на Урале жили изолированно, в закрытой фактории недалеко от староверского селения Божемой. Их как детей с особыми способностями исследовали в боксах. Снимали информацию с головного мозга. Нагружали химией и смотрели, что получится. Когда показатель придут в норму. Кроме Вовы и Кати, была немая (но не глухая) девочка Оксана. Мальчик с валторной, которого звали Валторнист. И потрясающе исполнял только одну вещь, трио Брамса для валторны. Мальчик, которого называли «голем». У него неживое, воскообразное выражение лица и чуть монголоидные глаза. Немного на японца похож. Негритенок, курчавый, нос, черты лица характерные, но потом когда отмыли на месте, оказалось что не негритенок. Саша-Альбинос: глаза кроличьи, красные. Цвета радужки нет, только видно сплетение кровеносных сосудов. Еще один мальчик, с благородными утонченными чертами лица, мы его прозвали «принц худосочный». И другой принц, с длинными пальцами, прозрачной кожей, не столько индиго, сколько голубой кожей. У него хрустальная болезнь. Проявляется усиленной ломкостью костей. Его потом так и звали: Хрустальный принц. И Таня, тоже девочка, которая не ходила, как Катя. У нее было заболевание врожденная мышечная дистрофия. Она, как ни странно родом из наших мест, почти из Бестужево. С хутора Язовицы, в пяти километрах от Бестжуево, вверх по течению. И десятая Ребекка, девочка со звезды. Ее мы сразу не заметили, потому что бывают люди, которые есть но их не видишь. Она не из Божемойского интерната, не с Урала, она приблудилась своим ходом в ангар. Она просто как-то «оказалась» посреди снега, елок национального парка Лосиный остров. Именно так называется это место. Не говорила и ничего не помнила. А на анализе крови у нее потом выявились не эритроциты, а кровяные клетки в виде звезды Давида.