Я отчётливо понимаю, что для норвежцев их северные просторы, маленькие, тихие города, где все друг друга знают, ничего не происходит и никто ничего толком не ждёт – это нормально. Это их земля, их камни, их Заполярье и их фьорды. Им хорошо рядом с холодными лососями и треской…

С какой грустью, с какой тоской эти дамы говорили о своей повседневной жизни! Нет, они не жаловались. Они не ругали своих мужей, они даже не без гордости говорили о своих жизненных достижениях и, разумеется, о детях. Но сколько было тоски в голосе и в глазах! В этом чувствовалось понимание некой совершённой ошибки, чего-то непоправимо испорченного и, конечно же, крушение огромных иллюзий…

Улетал я из Киркенеса, прекрасно понимая, что больше никогда здесь не побываю. И в то же время я благодарен бессмысленным обстоятельствам, которые занесли меня на этот край земли.

24 марта

Не хотел в своём дневнике реагировать на повседневные события общественной и политической жизни. Совсем не хотел. Но сегодня испытал ужас и настоящий страх…

Сегодня я увидел выступление по телевизору нашего Патриарха, который осудил какую-то богохульную акцию, про которую я ничего не знал. В глазах и на лице Патриарха я увидел проявление гнева. Того гнева, который не совместим ни с его образом, ни с саном. Я увидел разгневанного человека, от которого мы только и ждём что мудрости, любви и всего того, чего нам в нашей мирской и суетной жизни не хватает. В его голосе звучала сталь и даже приговор. Я ужаснулся.

Очень плотные гастроли не дали мне возможности увидеть или услышать о произошедшем в храме Христа Спасителя в новостях. Никто из моего окружения мне об этом не сказал, никто не обсуждал при мне это событие, так что я узнал о нём только по причине выступления Патриарха. Я тут же полез в интернет и прочёл, что мог, о произошедшем. Какой ужас! Ужас, одно слово.

Выходку, конечно, эти девицы устроили мерзкую. Помимо того, что она глупая, она ещё и отвратительная. Это самое настоящее хулиганство. Хулиганство, которое, если его оставить безнаказанным, совсем безнаказанным, ранит души очень многих верующих, и не только верующих. Лично мои чувства оскорблены. Но… Неужели не понятно, что огромная, мощная, властная, богатая Русская православная церковь не может, не должна так реагировать на глупость, пусть даже она имеет богохульные мотивы.

Помню 1988 год. Я только вернулся со службы, насмотревшись за три года таких ужасов и таких чудовищных проявлений человеческой природы, что с большим трудом вживался в некую мирную жизнь. За лето прийти в себя я не смог. Осенью курс, на который я вернулся, вместо учёбы отправили в колхоз на сбор турнепса. На целый месяц студентов, точнее, студенток, поскольку я учился на филфаке, сняли с занятий и заставили совершать бессмысленную и тяжёлую работу.

Я после службы был освобождён от этого и вскоре вернулся в город. За месяц пребывания в колхозе возле большой деревни около ста девчонок немного одичали. А некоторые, особо лихие и склонные к дикости, одичали сильно. Были, конечно, пьянки с деревенскими, были оргии, брага, поездки с пьяными колхозниками на грузовиках и мотоциклах. Управы на особо одичавших никакой не было, и всё это, конечно, привело к беде. Одна девочка поехала на мотоцикле с каким-то пьяным придурком, который умудрился врезаться в грузовик. В результате девочке под корень ампутировали ногу и она получила тяжёлую травму мозга.

По окончании колхозной эпопеи наш декан собрал общефакультетское собрание, чтобы дать оценку действиям трёх наиболее отличившихся в пьянстве и разврате студенток. Я помню это собрание… Их осуждали все: и преподаватели, и деканат, и руководители тех колхозных работ. Их сильно осуждали и ярко выступали по этому поводу даже сокурсницы. Они правильно их осуждали. Своими действиями девчонки привлекали в студенческий лагерь пьяных парней из деревни. И из-за этого те, которые не намерены были ни пить брагу, ни общаться с деревенскими парнями, ни тем более устраивать разухабистые пикники, очень страдали. Из-за нескольких желающих пьяных сексуальных утех девиц остальные целый месяц жили в страхе, почти без сна и находились в постоянном напряжении. Так что осуждение неуправляемых и эгоистичных девчонок было справедливым.

В итоге собрание подошло к вопросу о наказании. И тогда встал декан и предложил их отчислить из университета за аморальное поведение. Послышались одобрительные голоса. А у меня в тот момент закружилась голова. За три года я насмотрелся, как ломают людей. Как из не знающих жизни юных мальчиков из столичных или просто городских семей, их превращают в пыль, грязь, мерзость…

И вдруг я увидел, как в университетской аудитории группа людей, движимых праведным гневом, может сломать жизнь трём девочкам. Трём дурам, которые мне не нравятся, несимпатичны, неприятны… Но у них есть их собственная неповторимая жизнь, душа, и они не совершили ничего такого, за что им можно эту жизнь сломать…

Я помню, мне удалось сказать тогда речь… Спонтанную, очень эмоциональную и невзвешенную. Но я страшно рад, что моя речь не позволила собранию проголосовать за отчисление тех девчонок… Две девчонки нормально закончили университет, и одна из них очень неплохо училась. И сейчас у них какая-то своя жизнь, которой я не знаю…

Несколько дур вытворили безобразие в православном храме. В главном храме страны. Они не думали, что оскорбят чувства многих и многих искренне верующих людей. Я даже думаю, им не сильно важен Путин, про которого они исполняли свои глупые куплеты. Им нужно было выпендриться, нужно было вести себя по-панковски, они хотели заявить, что для них нет ничего святого… Да в общем-то и не важно, о чём они думали. Они совершили большую, гадкую глупость. Одной двадцать два, другой двадцать три года. Злые, глупые дети. Бездельницы и пижонки. И что?

Откуда взялся у огромной и мощнейшей организации под названием Русская православная церковь такой страх перед этими безумицами? Откуда гнев у мудрых старцев и пастырей?

Мне кажется, если сейчас РПЦ и Патриарх не опомнятся, если будут разжигать гнев и призывать к наказанию, а стало быть, к мести, они совершат историческую ошибку и внесут в общество гораздо больший раскол, чем любые выходки экстремально настроенных придурков и дур. Я боюсь, если этих девчонок осудят, наши внуки прочтут об этом в учебниках истории как об исторической ошибке и прецеденте.

Как Патриарх мог сказать такое? Не понимаю. У меня земля уходит из-под ног! Где христианское милосердие и прощение? Где попытка вразумить заблудших и запутавшихся? Откуда желание осудить, наказать, уничтожить вместо попытки спасти? Почему на этих юных и заблудших сразу поставлено клеймо? Я не хочу таких пастырей! Я их боюсь.

Я не хочу проявлений Средневековья в моей и без того запутавшейся и истерзанной сомнениями и непониманием стране. Мне хочется сказать Патриарху, которого я всегда считал умным человеком и с которым имел радость короткого общения, когда он был митрополитом Смоленским и Калининградским… Мне хочется обратиться к нему со смиренной просьбой не лишать нас надежды на понимание, мудрость, милосердие и прощение. Я не хочу гнева из уст пастыря. Не хочу потерять дорогу к храму, потому что храм сегодня вдруг становится судилищем.