Люк смотрит в светло-голубые глаза женщины, наполняющиеся слезами. По коже у него бегут мурашки. Боль потери мгновенно охватывает его. Такое часто бывает с ним со времени смерти родителей. Он понимает, что Ланни ощущает такую же печаль, как он. На миг они соединяются в этой бездонной печали. А Люк так устал быть узником этой тоски, вызванной потерей родителей, неудачным браком, всей его жизнью, что понимает: нужно что-то сделать, чтобы вырваться на волю. Сделать сейчас, иначе не получится никогда. Он не уверен, почему он собирается поступить так, как вот-вот поступит, но знает: если начнет рассуждать — ничего не сделает.

— Подождите здесь. Я сейчас вернусь.

Люк бесшумно идет по узкому коридору к раздевалке для врачей. В своем обшарпанном сером шкафчике он находит пару ношеных хирургических костюмов. Порывшись в других шкафчиках, обнаруживает белый халат и хирургическую шапочку. В шкафчике педиатра находит пару женских кроссовок — таких старых, что у них загибаются носки. Все это Люк приносит в смотровую палату:

— Вот, наденьте это.

Они с Ланни идут самым коротким путем к служебному выходу. По переходам, которыми пользуются уборщики, они добираются до склада и выходят на автостоянку. Ординатор, вышедший на утреннюю смену, машет Люку рукой. Люк машет в ответ, но ему кажется, что его рука налита свинцом. Только в тот момент, когда они останавливаются около пикапа Люка, он вспоминает, что оставил ключи в кармане куртки в ординаторской:

— Проклятье. Мне надо вернуться. У меня нет ключей. Спрячьтесь за деревьями. Я мигом вернусь.

Ланни молча кивает, ежась от холода в тоненьком хирургическом костюме.

Путь от автостоянки до входа в приемное отделение кажется Люку самым долгим в его жизни. Мороз и волнение гонят его вперед. Джуди или Клэй могли заметить, что его нет на месте. А если Клэй уснул на кушетке, Люк может разбудить его, войдя в ординаторскую за ключами. Тогда его сцапают. Каждый шаг дается Люку все труднее. Он чувствует себя водным лыжником, который уходит под воду из-за того, что на другом конце троса случилось что-то ужасное.

Люк толкает тяжелую стеклянную дверь. Он ужасно нервничает. Джуди, сидящая за столом на сестринском посту, нахмурив брови, глядит на экран монитора. Она даже не смотрит на Люка, проходящего мимо:

— Где ты был?

— Выходил покурить.

Тут Джуди поворачивает голову и смотрит на Люка вороньими глазами-бусинками:

— С каких это пор ты опять начал курить?

У Люка такое ощущение, словно за ночь он выкурил пару пачек сигарет, поэтому он как бы не совсем врет. На последний вопрос Джуди он решает не отвечать:

— Клэй не спит?

— Я его не видела. Дверь ординаторской закрыта. Может быть, тебе стоит его разбудить? Нельзя же ему дрыхнуть тут весь день. Его жена может разволноваться.

Люк замирает. Ему хочется пошутить. Ему хочется вести себя с Джуди так, словно все в порядке, но, с другой стороны, Люк никогда раньше с Джуди не шутил, так что это выглядело бы ненормально. Он не умелец врать и заметить следы, и ему очень и очень не по себе. У него такое чувство, что он провалился под лед и тонет, вдыхая ледяную воду. Джуди ничего не замечает.

— Мне надо кофейку глотнуть, — бормочет Люк и идет дальше.

Еще два шага — и он поравняется с дверью ординаторской. Люк сразу замечает, что дверь немного приоткрыта и что внутри темно. Он еще чуточку приоткрывает дверь и видит пустую кушетку. Полицейского нет.

Кровь стучит у Люка в ушах, к горлу подкатывает ком. Он не может дышать. Это еще хуже, чем тонуть. У него такое чувство, будто его душат.

Его парка висит справа от двери, на крючке. Нужно только сунуть руку в карман. Ключи звякают, Люк вынимает их.

Обратно, к главному выходу из приемного покоя, он идет быстро и решительно. Опустив голову, сунув руки в карманы халата, он снова проходит мимо Джуди. Та резко поднимает голову:

— Ты вроде бы решил кофе попить.

— Бумажник в машине оставил, — бросает Люк через плечо. Еще шаг — и он у двери.

— Клэя разбудил?

— Он уже встал, — говорит Люк и толкает плечом дверь. В дальнем конце коридора, словно бы услышав свое имя, возникает помощник шерифа. Он видит Люка и поднимает руку, словно голосует на шоссе. Ему нужно поговорить с врачом, и он бежит по коридору трусцой, на бегу помахивая рукой. «Стой, Люк!» — говорит он всем своим видом, но Люк не останавливается.

Он выскакивает за дверь. Холод обжигает его лицо. Он возвращается к реальности. «Что я делаю? Это больница, в которой я работаю. Я здесь знаю каждую кафельную плитку, каждый пластиковый стул и каталку так же хорошо, как все в собственном доме. Что же я творю — рушу свою жизнь, помогая бежать подозреваемой в убийстве? Что я, с ума сошел?» И тем не менее Люк направляется к машине, ведомый странным электрическим покалыванием в крови. Он быстрым шагом пересекает стоянку. У него странная походка. Так шагал бы человек, пытающийся спускаться с крутого холма, не сгибая коленей.

Люк нервно щурится, глядя на свой пикап, но женщины нет. Поблизости не видно ни пятнышка цвета морской волны — именно такого цвета больничная хирургическая форма. В первый момент Люк паникует: как же он мог поступить так глупо — оставить Ланни одну на улице без присмотра? И все же его сердце бьется с искоркой надежды. Он понимает: если арестованная исчезла, значит, его тревогам конец.

Но в следующую минуту она возникает рядом с ним — тоненькая, воздушная. Ангел в хирургическом костюме… При виде нее сердце Люка бьется радостно.

Люк возится с зажиганием. Ланни сидит, пригнувшись. Она старается не смотреть на Люка, не заставлять его нервничать еще сильнее. Наконец мотор заводится. Пикап на полной скорости срывается с автостоянки и вылетает на шоссе.

Пассажирка неотрывно смотрит вперед. Кажется, что ее сосредоточенность может спасти ее и Люка от погони.

— Я остановилась в «Охотничьем домике Данрэтти». Вы знаете, где это?

Люк не верит собственным ушам:

— Вы считаете, что это будет мудро — отправиться туда? Думаю, полиция уже выяснила, в какой гостинице вы остановились. У нас не так много туристов в этом году.

— Пожалуйста, давайте хотя бы проедем мимо. Если заметим что-то подозрительное, заходить не станем. Но там мои вещи. Паспорт, деньги, одежда. Наверняка у вас дома нет вещей моего размера.

Она стройнее Тришии, но все же не девочка.

— Ну ладно, допустим, — кивает Люк. — А паспорт какой?

— Я приехала из Франции, я там живу. — Ланни подтягивает колени к груди, пытается согреться.

Собственные руки на руле вдруг кажутся Люку слишком большими и неуклюжими. Он как бы смотрит на себя со стороны, ему трудно сосредоточиться, чтобы вести машину ровно и уверенно.

— Видели бы вы мой дом в Париже. Он как музей. Наполнен вещами, которые я собирала много, много лет. Хотите поехать туда?