— Так. Теперь по крайней мере стали ясны мотивы этого Кроли. Вы ведь рассказали ему про особое условие наследования?

— Да, — хмуро призналась она. — Я была такой глупой!

— Да уж, — согласился Аллен, безуспешно пытаясь найти какое-то положение, при котором ноге не было бы так больно.

— Боже, вам очень больно, да? — Рейчел наконец взглянула на него и заметила его отчаянные попытки.

— Немного не по себе, — признался он. — Кажется, я выбрал себе упражнение не по силам. Поторопился.

— Ваша нога, да? Сильно болит? — Рейчел бросилась к нему. — Я сейчас принесу кувшин с водой, чистые полотенца, перевяжу рану. Дайте-ка мне взглянуть, в каком она состоянии.

Аллен крепко схватил ее за руку.

— Мисс Йорк, я думаю, что во избежание неприятных моментов нам лучше не приближаться друг к другу. Мы совершили ошибку, поддались порыву, который принес нам обоим только разочарование. Очевидно, что мы не должны допустить повторения случившегося.

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами. Румянец заливал щеки. Затем, не говоря ни слова, быстро пошла к двери и удалилась, даже не обернувшись.

Да, надо признать, он был не особенно учтив. Сообщить леди, которую он только что сам лишил девственности, что она его разочаровала… Хм, видно, впереди его ожидает мало хорошего.

Завтрашний день начинал определенно пугать его.

Утром Аллен проснулся в холодном поту от страшного кошмара и чуть было не вскочил с кровати. Его остановило только то, что, оказывается, он по-прежнему не мог наступать на ногу. Несколько минут он пытался понять, где он и почему здесь оказался. Леденящий ужас кошмарного сна до сих пор сжимал сердце. Ему снилось, что он во весь опор мчался к городским воротам — и не успевал. Там, у городских ворот Брюсселя, его ждало очень важное дело, от этого зависела чья-то жизнь… Однако, проснувшись, Аллен не мог даже представить себе, что все это могло означать.

Ногу пронзила знакомая боль, и он стал медленно возвращаться к действительности. Кто же ждал его там, за городскими воротами? К кому он спешил? Или это только дурной сон?

В очередной раз Аллен попытался собрать в уме мозаику воспоминаний. Итак, он скакал с поля битвы при Ватерлоо в Брюссель. Во всяком случае, скорее всего в Брюссель. При нем было какое-то важное письмо, И за городскими воротами его возвращения кто-то ждал. Женщина.

И это все, что удалось вспомнить. Но даже и это могло оказаться неправдой. В конце концов, откуда ему знать, что это не только сон, заставлявший его просыпаться в холодном поту! С чего он взял, что ему снилось то, что когда-то случилось в реальности? Хорошо, предположим, он ехал к женщине. Предположим, она написала ему письмо с просьбой о защите. Но как он мог получить это письмо в самый разгар сражения?

Нет, все это бессмысленно.

Стук в дверь отвлек его от мучительных размышлений. Только бы не Рейчел Йорк. Сейчас он не был готов встретиться с ней лицом к лицу, пока не был готов. Но, слава небесам, в дверях появился сержант Стрикленд. В одной руке он нес бритвенный прибор, в другой — костыли. На осунувшемся лице сияла задорная улыбка.

— Сегодня вы сможете наконец подняться с постели, сэр, — обрадовал его Стрикленд. Он пожелал Аллену доброго утра, передал бритвенные принадлежности, а костыли поставил возле кровати. — Это вас приободрит, сэр. Я помогу вам с ними управляться.

— Хорошо бы еще раздобыть какую-нибудь одежду, — посетовал Аллен. — Я чувствую себя жутко беспомощным. Хочется поскорее выбраться из постели. Пора бы уже выяснить, кто я такой, разыскать друзей и семью.

— Если вы неважно себя чувствуете, сэр, я могу помочь вам побриться, — предложил сержант. — Я уже привык смотреть на мир одним глазом.

Аллен задумчиво взглянул на сержанта.

— А вы могли бы стать хорошим камердинером, Стрикленд.

— Надо же мне чем-то себя занять, сэр, — отозвался сержант, смачивая кусок мыла. — Все, что было в моей жизни, — война, бои, сражения. Сколько себя помню, я всегда знал, что стану солдатом. А теперь, раз все так повернулось, надо привыкать к новой жизни. Так почему бы не попробовать себя в этом качестве? За годы службы кем я только не был, приходилось бывать и денщиком. Я знаю, как прислуживать благородным джентльменам, сэр.

— Это хорошо, Стрикленд, но ведь у меня-то нет ни гроша. По крайней мере сейчас. И неизвестно еще, благородный ли я джентльмен, — возразил Аллен. Но все же он не стал противиться, когда Стрикленд намылил ему лицо и взялся за бритву. Что ж, кроме того, что сержант сослепу может перерезать ему горло, Аллену ничего больше не грозило.

— У меня есть кое-какие небольшие сбережения, сэр. Я, конечно, не богач, но на скромную жизнь хватит. Главное для меня — быть полезным хоть кому-нибудь. По крайней мере пока окончательно не освоюсь со своим новым положением.

— Я прекрасно понимаю ваши чувства, — кивнул Аллен. — И все же, согласитесь, ваши дела гораздо лучше, чем мои. Я-то ведь даже не знаю, кто я такой.

— Ну уж, во всяком случае, вы благородного происхождения, сэр, — заверил его сержант. — Я с самого начала в этом не сомневался. Я в своей жизни много разных людей повидал и уж как-нибудь могу отличить настоящего джентльмена от того, кто им только прикидывается. Вы из высшего света, сэр. Первый сорт. Даже не сомневайтесь. Вопрос только в том, к какой именно из знатных семей вы принадлежите.

Аллен решил не шевелиться, пока сержант не покончит с бритьем и не уберет бритву подальше от его шеи.

— А вы когда-нибудь испытывали ужас, Стрикленд? — спросил он.

— А, сэр, я понимаю, о чем вы, — ухмыльнулся сержант, обнажая зубы в широкой улыбке. — Мало того, что вас бреет незнакомец, так он еще и наполовину слепой!

— Нет, я имел в виду совершенно другое, — пояснил Аллен. — Я говорю о таком состоянии, когда ты словно потерял путеводную нить и не знаешь, куда идти дальше.

— Нет, сэр, не думаю. Во всяком случае, я не считаю это ужасом. Мужчина ведь ничего не должен бояться в жизни, верно? Вот смотрите, меня выгнали из армии, так? Ничего другого я делать не умею. Ну и что же теперь, сесть на улице и заплакать? Нет, это не по мне. Я буду бороться. Буду искать что-то новое. А если оно мне не понравится, что ж, найду что-нибудь другое. Весь мир открыт передо мной, и бояться тут совершенно нечего.

Стрикленд закончил брить одну сторону лица юноши и принялся за другую. …

— Хотя должен сказать вам, — продолжал сержант, — что я всегда говорил новобранцам, что в страхе нет ничего постыдного. Это не позор — бояться смерти, например. Это нормально. Страх толкает нас в спину, побуждает узнавать мир, узнавать себя, понимать, на что человек способен. Если бы мы не боялись, то не преодолевали бы себя, не двигались вперед. Возможно, и вам этот страх неизвестности поможет вспомнить прошлое. Или даже изменит вас к лучшему. Вдруг все случившееся заставит вас по-новому взглянуть на свою жизнь? Кто знает, может, Бог специально послал вам это испытание, чтобы сделать сильнее. Ох, простите, сэр, что-то я сегодня разговорился.