ТАМАРА. А то я не знаю! Что ты на меня смотришь? У тебя с ней проблем не было? А со мной ты полночи, бревно бревном, пролежал на этом диванчике.

ПАУЧОК. У тебя на ночной рубашке болтались такие тесемочки, и я еще спросил…

ТАМАРА. Оставим мои тесемочки.

ПАУЧОК. Я же объяснял, ты была в таком состоянии…

ТАМАРА. Не заливай.

ПАУЧОК. Это все равно, как если бы я тебя употребил. Ты бы мне этого не простила.

ТАМАРА. Можно подумать, она была в другом состоянии!

ПАУЧОК. Тамар, может, сегодня не будем, а?

ТАМАРА. Это из-за «нее»?

ПАУЧОК. …Нет.

ТАМАРА. Из-за «нее». Очередная твоя заморочка.

ПАУЧОК. Если тебе от этого легче…

ТАМАРА. Боишься, что у тебя ничего не получится, как тогда с твоей Лорой? Слушай, а может, ты решил, что тебя бес водит?

ПАУЧОК. Не говори глупости!

ТАМАРА. Это в твоем духе. По-моему, у тебя совсем крыша поехала. Когда-нибудь ты плохо кончишь, помяни мое слово.

ПАУЧОК. Пожалуйста, в письменном виде.

ТАМАРА. Что?

ПАУЧОК. Так, мол, и так. Снюхался с нечистой силой. Возможны варианты.

ТАМАРА. Нет, ну правда? Сколько раз я от тебя слышала: дело не во мне, и не в тебе. Тогда в чем?

ПАУЧОК. Ни в чем.

ТАМАРА. Я не гожусь в коллекцию донжуана?

ПАУЧОК. Как было однажды замечено, Дон Жуан не «коллекционирует» женщин. Он хочет исчерпать их множество, а в результате исчерпывает свою жизнь.

ТАМАРА. Понятно. А байки ты из меня вытягиваешь так же, как из «нее»?

ПАУЧОК. Кстати. Ты мне никогда не рассказывала, как у тебя первый раз было.

ТАМАРА. В пьесу вставишь?

ПАУЧОК. Эйн, цвей, дрей! Как вещица?

ТАМАРА. А то ты сам не знаешь!

ПАУЧОК. Это тебе.

ТАМАРА. Чего это вдруг?

ПАУЧОК. Так ведь годовщина у нас. Юбилей, можно сказать.

ТАМАРА. Кончай меня разыгрывать. Нет, ты что, правда помнил?

ПАУЧОК. Надеваем… так. Смотримся в зеркало. Ну? Что скажете?

ТАМАРА. Скажу, что тебя следовало бы выкинуть с четырнадцатого этажа без парашюта.

ПАУЧОК. Выкинешь. После того как расскажешь.

ТАМАРА. А если не расскажу?

ПАУЧОК. Тогда я тебя выкину.

ТАМАРА. Шантажист! Мне было четырнадцать…

ПАУЧОК. А ему?

ТАМАРА. Тогда мне все казались стариками. Это был мамочкин клиент. Тоже что-то писал. Приходит, а ее нет дома. Ну, я ему чай предлагаю, а он мне: «Раздевайся». Я думала, он шутит, а он берет из шкафа вешалку и выразительно так постукивает себя по ладони. Я быстренько разделась. Хорошо мне не было, больно – было. «Я вам картошечки пожарю?» Все порывалась увильнуть от этого дела… как же! А через неделю, когда он опять пришел, что-то произошло. Вошла во вкус. До самого вечера не вылезали из постели – угар какой-то. Он меня просит: «Картошечки пожарила бы», а я – «ага!»

ПАУЧОК. Постой, постой, я что-то не пойму. А мать при этом где была?

ТАМАРА. Где-где, у козла в бороде! Он ей хорошо заплатил.

ПАУЧОК. Вот как.

ТАМАРА. А ты думал, я невинность потеряла, как барышня носовой платочек?

ПАУЧОК. Слушай, про мать – это он тебе сказал?

ТАМАРА. Ты как паучок! Сосешь и сосешь!

ПАУЧОК. Он! Чтобы сразу тебе рот заткнуть.

ТАМАРА. Не угадал. Про их уговор я узнала через три года, когда она лежала в больнице…

ПАУЧОК. Паучок – это она хорошо сказала. Высасывать… да!.. именно что нутро… потому что оболочка – кому нужна оболочка? Нет, конечно: рост, вес, грудь – это святое. Какой художник пренебрежет формами! Но взять стеклышко на просвет… прочесть судьбу по тайным прожилкам… вот высшее наслаждение! Помните гравюру Блейка? Два ангела, слившихся в любовном экстазе. Я об этом – о «духовном соитии».

А что высасываю… ну так что ж? Разве земля истощается оттого, что дерево тянет из нее почвенные соки? Женщина – та же земля. Отдаваться – отдавать – не в этом ли ее предназначение? В любви не бывает жертв. Это называется как-то иначе. Пляска смерти. Шутовской хоровод.

ТОША. Вы так странно говорите.

ПАУЧОК. Разве?

ТОША. И ваше предложение…

ПАУЧОК. Я же сказал, сценарий в работе, уточняются роли, надо кое-что проверить.

ТОША. Это я понимаю.

ПАУЧОК. Вы ведь профессиональная актриса?

ТОША. Ну да…

ПАУЧОК. Тогда какие проблемы? Вас не устраивает гонорар?

ТОША. Нет, просто…

ПАУЧОК. Вас смущает, что мы будем одни в квартире? Послушайте…

ТОША. Тоша.

ПАУЧОК. Послушайте, Тоша. Я читал ваше резюме. На сегодняшний день ваша самая большая роль – это служанка в «Кукольном доме».

ТОША. Почему, я еще сыграла…

ПАУЧОК. В «Макбете», ведьму, знаю. Здесь я предлагаю вам попробовать себя в новом качестве. Короткая репетиция, приличные деньги. И вы еще сомневаетесь?

ТОША. Если вы считаете, что я такая неопытная, почему вы меня пригласили?

ПАУЧОК. Потому что вы идеально подходите для этой роли. Вопросов больше нет? Тогда распишитесь вот тут и тут.

Идея была гениальная, но, чтобы ее воплотить, пришлось перерыть картотеки всех столичных театральных агентств. И все же я нашел то, что искал! Они были похожи, как две сестры. Нет, по-английски точнее: как две горошины в стручке. А с учетом грима и всего прочего… я был уверен в успехе! Тошина неопытность меня не смущала. В конце концов, актер, как и женщина, принимает ту форму, которую ему придают. А я знал, чего хотел. За точность слов я ручался, а интонации до сих пор звучат у меня в ушах, как будто это происходило вчера. Дело было за малым.

Я приехал к «нашему дому». Его было не узнать: розовый зефир, ни намека на темное прошлое. Я поднялся на третий этаж в «нашу» квартиру. Теперь здесь жила семья из четырех человек. Августовский обвал их изрядно подкосил, и это сильно облегчило мою задачу. Подозреваю, что за небольшое вознаграждение они согласились бы на сутки переехать ко мне, но не хотелось лишать себя пространства для маневра. Я купил им на три дня путевки в пансионат «Голубые дали», деревня Аксаково, полчаса «Ракетой» от Речного вокзала. Обещание упомянуть их фамилии в титрах будущего фильма совсем их рассиропили. Об истинной причине, по которой мне понадобились их интерьеры, точнее одна комната, я предпочел умолчать. Как и о том, во что я собирался ее превратить.

Если бы не знакомый театральный художник, фиг бы я с этим справился. Один день у нас с Вадимом ушел только на то, чтобы изгваздать паркетные полы, подкоптить потолок и поклеить старые, рвущиеся обои, которые с тех самых приснопамятных времен провалялись у меня на антресолях. Подходящая кровать, сущий монстр с отваливающейся спинкой, нашлась в реквизиторском цеху, а допотопное трюмо Вадик экспроприировал у какой-то старушки. Но больше всего хлопот доставило нам «берендеево царство». На театральном «уазике» мы приперли из лесничества столько пней и коряг, что их вполне хватило бы для фильма-сказки незабвенного Птушко. К исходу второго дня огромный паучище, на вид куда более реальный, чем настоящий, одобрительно взирал с потолка на этот мрак и запустение.