— Эта дрянь меня укусила! — раздался над моей головой его оскорбленный крик, будто он имел в виду дефектный винт, или заусенец, или что-то такое. Впоследствии я тщательно осмотрел Ракету и не нашел в нем ни одного изъяна. Чтобы пнуть Ракету, Гордо повернулся ко мне задом. И вот тут во мне заговорил Пять Раскатов Грома.

Он сказал мне то же самое, что сказал недавно Джонни: с меня хватит.

Я никогда не был пинчером. Если Гордо хотел, чтобы его пнули, то мне этого было более чем достаточно. Отступив на шаг и чувствуя, как в жилах бурлит кровь, я пнул его в зад с такой силой, что от его воя со всех деревьев на милю вокруг поднялись вороны. Кружась, он заплясал, изображая сумасшедшую джигу. Джонни и Гоча, сцепившись, катались по земле, вокруг них клубилась пыль, их кулаки взлетали и падали. Дэви Рэй и Бен уже были готовы ввязаться в драку, если бы Гоча оседлал Джонни и молотил его кулаками почем зря. Но ситуация не была столь однозначной: Джонни успешно оборонялся. Извиваясь как змея, он вырывался и уклонялся, и его мокрое лицо было бледным от пыли. Гоча ухватил Джонни рукой за волосы, но тот сумел освободиться. Гоча врезал Джонни кулаком в подбородок, но в глазах Джони не отразилось и тени боли. Но вскоре пришло время Джонни: он бился с отчаянием человека, которому нечего терять, кроме своего достоинства. Удары уравновесились; Гоча стал хрипеть и крякать от боли и крутиться, как раздавленный дождевой червяк.

— Драка! Драка! — несся отовсюду веселый клич. И вот уже круг зевак собрался вокруг Джонни и Гочи, выясняющих в пыли отношения.

К тому времени Гордо погнался за мной с палкой в руке.

Меня совсем не радовала перспектива того, что мозги из моей головы вот-вот выбьют или вместо меня пострадает Ракета. Я прыгнул в седло, ловко поднял подножку и, налегая на педали, покатил прочь, мечтая только об одном — оставить между собой и злобными Брэнлинами как можно большее расстояние. Я подумал, что, может быть, Гордо отвернет от меня, даст мне возможность ловким маневром выбить из его руки палку. Но я оказался не прав. Вскочив на своего черного скакуна, Гордо пустился за мной вдогонку, оставив Гочу сражаться в одиночку.

У, меня не осталось времени, чтобы хоть что-то прокричать Дэви Рэю или Бену. В любом случае они вряд ли услышали бы хоть что-нибудь сквозь рев толпы, распаленной видом крови. Я сам не свой понесся от Гордо через двор, к школьным воротам и дальше — к бесконечным городским улицам. Оглянувшись, я увидел налегавшего на педали Гордо. Его голова была низко наклонена к рулю, ноги работали как сумасшедшие, а глаза видели только одно: жертву — меня. Решив повременить с воротами, я пустил Ракету в новый круг по двору, надеясь, что друзья хоть как-то мне помогут.

Но Ракета не позволил мне сделать это.

Он полетел вперед к воротам. Руль будто приварили к раме. У меня не осталось другого выбора: только гнать все вперед и вперед по выбоинам тротуаров и щербатым улицам, чувствуя, что со мной творится что-то странное.

Ход стал чудовищно легким, таким легким и быстрым, что я едва мог удерживать ноги на педалях. По правде сказать, мои тапочки не раз и не два слетали с педалей, которые продолжали крутиться самостоятельно. Цепь Ракеты продолжала с пощелкиваниями перематываться через звездочки.

Ракета несся вперед и вперед, а я, сидевший на нем седок и его хозяин, не делал ничего, только держался в седле, вцепившись в руль своего взбесившегося коня. Наша скорость нарастала, в моих ушах свистел ветер. Я вновь оглянулся через плечо; подобный неотвратимому всаднику Апокалипсиса, Гордо по-прежнему висел у меня на хвосте.

Он хотел добраться до моей шкуры и не собирался останавливаться до тех пор, пока эта самая шкура не окажется в его руках.

На школьном дворе Гоче с трудом удалось оторвать от себя Джонни и подняться на ноги. Прежде чем Гоча прицелился и нанес новый удар, Джонни врезал ему в коленную чашечку, они снова очутились в пыли под восторженные крики зрителей. Чуть успокоившись, Дэви Рэй и Бен оглянулись в поисках меня, но Ракета исчез, и вместе с ним исчез и черный велосипед Гордо.

— Вот черт! — только и мог сказать Бен.

Велосипед Гордо был быстрым, чертовски быстрым. Гордо мог обогнать на нем любой велосипед в Зефире. Но Ракета не был похож на остальные велосипеды. Ракета мог нестись, словно гончая из самого ада; иногда я с ужасом думал, что будет, если цепь соскочит со звездочки. Мы пролетели мимо дворника, сметавшего палую листву с тротуара. Мы пролетели мимо двух леди, беседовавших на чьем-то дворе. Мне до смерти хотелось остановиться, но стоило только надавить на тормоза, как Ракета издавал высокий шипящий звук, отказываясь слушаться меня, своего повелителя. На следующем перекрестке я попытался свернуть направо, к дому. Но Ракета хотел другого и взял влево. Когда мой велосипед обогнул угол на такой скорости, что наклон превысил сорок пять градусов, я заорал от страха; при этом переднее колесо проскочило ровнехонько между двумя здоровенными выбоинами в асфальте. Я был на волосок от смерти, я слышал за спиной ее дыхание. Но Ракета снова был на тротуаре, и ветер опять свистел в моих ушах и дуге руля.

— Чего ты добиваешься? — заорал ему я. — Что ты хочешь? Куда ты меня везешь?

Но кричать было бесполезно — Ракета взбесился. Вновь оглянувшись, я убедился, что Гордо все еще держится у меня за спиной; его лицо стало пунцовым, а дыхание со свистом вырывалось из легких.

— Лучше остановись, недоносок! — заорал он мне в спину. — Я ведь все равно тебя поймаю!

Не поймаешь, если Ракете по силам такая гонка. Каждый раз, когда я пытался заставить Ракету свернуть к дому, тот отказывался повиноваться. У моего велика была впереди собственная цель, и мне оставалось лишь послушно повиноваться, с ужасом ожидая ее появления.

Сражавшиеся в клубах пыли на школьном дворе снова поднялись на ноги. Гоча, который не имел привычки связываться с кем-то, кто мог дать сдачи, к тому времени продемонстрировал свои слабые стороны: он бил наудачу, не целясь, он не был вынослив, поэтому к этому моменту уже шатался как пьяный. Джонни же был неутомим: словно балетный танцор, он приседал и уклонялся от ударов, подскакивал как на пружинках, заставляя Гочу раз за разом промахиваться и терять силы. Когда же Гоче это наконец надоело и он бросился вперед, словно стопудовый бульдозер, решив покончить со всеми своими проблемами раз и навсегда, уклоняться пришлось только постороннему маленькому мальчику. В результате Гоча не встретил неприятеля в намеченной точке и растянулся в пыли, запутавшись в собственных ногах.

Его и без того избитый подбородок пребольно стукнулся о каменистую землю. Но Гоча нашел в себе силы подняться снова. Снова бросившись в атаку, он опять не нашел перед собой ничего: Джонни уже был в другом месте, где стоял, выставив перед собой кулак, на который Гоча налетел всей своей мощью, словно на копыто лукавого дикого Пана.

— Стой на месте, черномазый! — не заорал, а захрипел он. — Стой на месте, ты, негритянский ублюдок!

Грудь Гочи тяжко вздымалась, его щеки были красными, словно пара свежих отбивных.