— Здесь…

— Ты звала?

— Помогите мне подготовить еду, — заговорщицки попросила девушка.

Броуни переглянулись и засуетились по кухне, звонко переговариваясь:

— Еда!

— Корзина…

— Держи-держи!

Вскоре корзинка была собрана, и Дениза, поблагодарив маленьких помощников куском пирога, оставшегося с вечера, поспешила на конюшню.

Когда-то здесь размещалось десятка два охотничьих лошадей. Сейчас большая часть каменных стойл пустовала. Тони предпочитал держать несколько скаковых лошадей на ипподроме неподалеку от Ландау, поэтому в конюшне, не считая охотничьей лошади, на которой любила ездить Дениза, оставалась лишь пара упряжных для телеги и старый гнедой мерин, которого Руперт бесцеремонно изъял для прогулок.

Кобыла встретила хозяйку радостным ржанием, за что и получила яблоко.

— Балуете вы ее, миледи, — заметил старший конюх, с улыбкой наблюдая, как лошадь тычется носом в руку хозяйки.

— Прекрати меня укорять, Джек, — отозвалась девушка. — Я видела, как ты сам давал Ласточке сахар!

— Ну, завалялся кусок в кармане, что с ним делать-то?.. — смущенно пробурчал конюх, затягивая подпруги. — Может, я все-таки поеду с вами?

— Это лишнее.

Дениза вскочила в седло и направила кобылу к воротам. Выехав на дорогу, она пустила лошадь легким галопом, позволяя ей самой выбрать темп. Ночной дождь прибил пыль, но земля была все еще сухой, копыта дробно стучали по обочине.

У развилки девушка резко остановилась. Кобыла фыркнула, но повиновалась. Дениза привычно огладила ее рукой, задумчиво созерцая окрестности.

Цветущие луга перемежались с засеянными полями, по краям которых начинался лес — когда-то заповедная роща, где местные жители поклонялись своим богам. Теперь каменные идолы были разрушены, а на месте жертвенного круга один из первых Сен-Клеров выстроил часовню, которая давно была заброшена.

Виконтесса оглянулась, словно опасаясь слежки, и заставила лошадь сойти с тропинки. О развалинах ходила дурная слава, и виконтесса опасалась ездить туда, но сегодня, после недавних вопросов Руперта Сен-Клера, любопытство пересилило страх.

Листва шелестела, и Денизе казалось, что это пикси взволнованно переговариваются за ее спиной:

— Туда нельзя!

— Там тьма…

— Стой! Не ходи туда…

А потом наступила зловещая тишина. Дениза невольно остановилась. Лошадь фыркнула и покосилась на хозяйку, но та даже не заметила, пытаясь побороть страх, охватывающий ее каждый раз, когда она приближалась к запретным руинам. Дениза понимала, что страх был не ее, он витал в воздухе, заставляя всех магических существ стремиться прочь.

Еще раз нерешительно оглянувшись, Дениза вдруг вспомнила о корзинке с провизией, которую собирали броуни. Развернув лошадь, виконтесса направилась по основной дороге в деревню, пыльной лентой вившейся вокруг холма.

Деревня показалась сразу. Беленые домики с темными тростниковыми крышами перемежались с более старыми, построенными из серого камня. Везде цвели розы. Правда, буря потрепала цветы, и теперь разноцветные лепестки лежали на вытоптанной земле.

Несколько женщин, обсуждавших что-то у моста, при виде виконтессы замолчали и почтительно поклонились. Судя по тому, как старательно они отводили глаза, сплетни касались хозяйки имения.

В другое время девушка, может, и поинтересовалась бы слухами, но сейчас она не хотела портить себе настроение.

Спешившись у одного из домов и привязав Ласточку к коновязи, Дениза, предварительно постучав и, как обычно, не получив ответа, вошла внутрь.

Здесь пахло травами и болезнью.

— Миледи! — Невысокая женщина поспешно выбежала навстречу, изобразила книксен. — Мы не ждали вас сегодня.

— Здравствуй, Ханна. — Дениза передала ей корзинку с едой. — Как твой отец?

На измученном, изборожденном преждевременными морщинами лице появилось выражение обреченного смирения.

— Все так же.

— Он в сознании?

— Временами. — Крестьянка бросила быстрый взгляд в единственную комнату, откуда доносилось тяжелое сиплое дыхание. — Он все чаще впадает в беспамятство.

— Ханна, кто там? — раздался сухой, каркающий голос.

— Госпожа виконтесса приехала навестить тебя, отец, — отозвалась женщина и виновато посмотрела на гостью. — Теперь вам придется пройти. Он не успокоится, пока не увидит вас.

Пожав плечами, Дениза вошла в комнату, стараясь не замечать убогую обстановку крестьянского жилища. В самом темном углу на перекошенной от времени кровати лежал старик. Желтая, точно пергаментная бумага, кожа обтягивала кости черепа. Щеки впали, а нос с горбинкой напоминал клюв хищной птицы.

Денизе хватило одного взгляда, чтобы понять, что старик очень плох. Каждое движение давалось ему с большим трудом. Услышав шаги, он повернул голову и скосил глаза на посетительницу:

— А, миледи! Простите, что не встаю, — ноги подводят.

— Ничего страшного. — Виконтесса с сочувствием смотрела на лежащего старика.

Она помнила его крепким и полным жизни. Именно таким он и был, когда она впервые приехала в Клер-холл. Джон легко управлялся с любой норовистой лошадью и держал в почтительном страхе всех конюхов. Он внезапно слег в конце мая.

Упал на конюшне в конвульсиях, после чего так и не оправился. И вот теперь этот некогда сильный старик медленно угасал в своем доме под присмотром старшей дочери, бездетной вдовы, потерявшей мужа в одной из оловянных шахт.

— Как там Громовержец?

— Громовержец? — переспросила Дениза, беспомощно оглядываясь на Ханну.

— Конь старого виконта, деда вашего мужа, — пояснила та. — Отец стал путать имена. Папа, Громовержец давно уже умер.

— Он не мог умереть! — яростно возразил тот. — Громовержец — лучший жеребец виконта! Помню, как он скинул мастера Родри так, что тот сломал себе руку. И поделом ему!

— Мастер Родри? — Дениза вновь посмотрела на Ханну, женщина пожала плечами:

— Один из сыновей его светлости, дядя нынешнего виконта. Он сгинул где-то в южных колониях. Во всяком случае, так говорят.

— Мастер Родри пропал? — Больной даже приподнялся на локте. — Он уехал?

— Да, папа, и довольно давно. — Ханна подошла и поправила сбившееся одеяло. — Мастер Родри давно уехал, и сейчас хозяин Клер-холла — мастер Тони.

— Мастер Тони? Гадкий мальчишка. Дурная кровь. Вот что случается, когда выбираешь девушку не из наших земель! — проворчал старик.

Его дочь умоляюще посмотрела на знатную посетительницу:

— Прошу, миледи, не придавайте значения этим словам! Вы же видите, он не в себе.