— Кстати, — тихо сказал Блейксли, его дыхание колыхнуло волосы у ее уха.

Луизе оставалось только надеяться, что он не испортит ее прическу. Она очень тщательно добивалась вместе со служанкой, чтобы именно этот локон лежал именно так. Непозволительно, если бы он примялся, но еще хуже было бы, если бы он распрямился. Даттон совсем не выносил прямых волос, но миссис Энн Уоррен, казалось, не вызывала в нем неприятия ни с прямыми волосами, ни со взлохмаченными.

Луиза чувствовала, как с каждой минутой отвращение к Энн Уоррен в ней возрастало.

— Да? — откликнулась она, но общая беседа снова их захватила, не давая шанса ответить.

— Дорогая! — обратилась София к Мэри, и ее нос при этом заострился, подобно кинжалу. — Вы неправильно меня поняли. Очевидно, никто из нас не сможет судить об уместности этого слова. Мы должны доверить это абсолютно нейтральной стороне. Тому, кто не получит никакой выгоды от результата.

— И кто бы это мог быть? — спросил Кэлборн.

— О, это было бы так просто и к тому же приятно, мне кажется, — сказала София. — Вы не разрешите наш спор, лорд Айвстон? Это ваш день и ваш праздник. И вам должна быть предоставлена честь установить условия.

— Я не хотел бы обидеть леди Джордан, — сказал Айвстон.

При этих словах Амелия посмотрела на тетю Мэри, затаив тревогу в голубых глазах. Мэри могла оказаться настолько опрометчива, чтобы оскорбить хозяина и прямого наследника одного из прекраснейших герцогств Англии. Луиза ни секунды не сомневалась в том, что Амелия… Амелия… В общем, она была уверена, что Амелия с наслаждением отомстит их тете, защищая свое доброе имя. Амелия была в этом достаточно искусна, не совсем честна, но невообразимо привлекательна.

К счастью, Мэри достаточно хорошо поняла происходящее и удержалась от резкостей.

— Вы никоим образом не обидите меня, лорд Айвстон. Пожалуйста, веселитесь и наслаждайтесь своим праздником.

— Вы уверены? — спросил Айвстон.

Он явно был не искренен, что усердно пытался скрыть. Удовольствию Луизы не было предела. Тетю Мэри стоило наказать за попытку разрушить ее планы.

— Решительно не нахожу, что возразить, — ответила Мэри.

Не самый вежливый ответ, но он сработал. Что и требовалось Луизе.

А что же Даттон. Где же он?

— Тогда я предлагаю разрешить наш спор о межполости, — сказал Айвстон.

Ему явно нравилось произносить слово «межполый» при любой возможности. Амелии он казался немного непонятливым, даже несмотря его будущий герцогский титул. Но не настолько, чтобы какая-то мелочь вроде этой могла помешать ее планам.

— Я предлагаю, — снова сказал он, — чтобы ставкой стал выпитый залпом бокал крепкого вина для тех, кто за межполость, и воздержание в течение всего вечера для тех, кто против.

— Удивительно логично, — сказал Кэлборн, почти потонув в ворчании тети Мэри о том, что герцоги, и нынешние, и будущие, настолько вульгарны и аморальны.

Никого не волновало, что говорила тетя Мэри, пьяная или трезвая, что было облегчением в самом деле. Неудивительно, что она не добилась ничего лучшего, чем мужа в лице нищего барона.

— Итак, кто же будет нашим судьей? — спросил Айвстон, глядя на Софию, хотя Луиза не могла понять, почему решение должно было остаться за леди Далби.

Мужчины так и цеплялись за нее при любой возможности.

Это было почти смешно.

Луизе хотелось бы знать, как ей это удается.

— Я думаю, мой кавалер на сегодняшний вечер прекрасно с этим справится, — сказала она, скользя пальцем по краю лифа.

Луизе было неприятно наблюдать за мужчинами, находившимися на расстоянии шести футов до абсолютно очевидно предлагаемой Софией цены за внимание.

— Я его сейчас не нахожу, — сказала она, поворачиваясь то туда, то сюда, давая рассмотреть, надо отметить, безупречную ложбинку между грудей. Бедная Амелия выдохнула от досады поражения. — А вот и он!

Как и ожидалось, вся их маленькая компания обернулась, чтобы увидеть, о ком она говорила. Луиза подумала, что София для такого случая приберегла своего сына, графа Далби, но его нигде не было видно.

Вместо него она разглядела в толпе Энн Уоррен, ее рыжие волосы поблескивали в свете огня, и белоснежная кожа выглядела слишком идеально. Но что еще хуже, миссис Уоррен, эта выскочка, мило и чрезвычайно непринужденно общалась с мистером Джорджем Греем — индейцем.

Мистер Грей обернулся, словно услышал слова Софии, что было невозможно, ибо он находился в сорока футах, и взглянул на Луизу.

В желудке у Луизы все похолодело. Блейксли шепотом произносил ругательства.

Проклятие. Он всегда лез не в свои дела, не так ли?

Мистер Джордж Грей, в соответствующем вечернем костюме, если не принимать во внимание неподходяще взъерошенные волосы и поблескивающие серьги, придерживая миссис Уоррен за локоть в белой перчатке, вел ее через гостиную к их компании.

Разумеется, Джордж Грей даже в вечернем костюме выглядел слишком диким в глазах любой благоразумной женщины. Кроме того, он раздражал Луизу слишком пристальным вниманием. Тот факт, что он так навязчиво любезен, да к тому же сопровождает Энн Уоррен, означал, что Луиза должна избегать его общества любой ценой.

А заодно и общества Энн Уоррен.

К черту пари, она не собиралась заставлять себя вести любезную беседу с женщиной, которая осмеливается посягать на внимание лорда Даттона. Она могла бы вынести неотесанность индейца — он все-таки относился к семейству Далби. Луиза не могла пересилить себя. Но она точно никогда не сделала бы такого одолжения миссис Уоррен. Совершенно не скрывалось, а следовательно, общеизвестно, что мать миссис Уоррен принадлежала к полусвету, точнее, к его печальной и недоходной стороне.

Относительно этого вопроса Луиза должна была бы пребывать в неведении, но имея такого отца, как Мелверли, трудно избежать подобных знаний. В то же время Луиза Керкленд даже не пыталась их избегать. Черта характера, которая, по здравом размышлении, указывала на фамильное сходство.

Утешало то, что Луизе несвойственно было предаваться любого рода размышлениям. Что, собственно, составляло предмет ее гордости. Действие — вот что нужно, как вчера, так и сегодня.

Едва она повернулась к лорду Айвстону, чтобы извиниться, как в гостиную вошел лорд Даттон. Она почувствовала, что он вошел в гостиную, — точно почувствовала этот момент, потому что все её тело обмерло, а дыхание замерло на устах. Вот что творит с ней Даттон.

И она обожала его за это.

По правде говоря (а почему бы и не сказать правду?), она собиралась выйти за него рано или поздно. Луиза обожала в нем все: его тлеющий взгляд, самодовольную усмешку, подтянутую фигуру, мягкую поступь льва. Луиза была полностью уверена в том, что эти чары покоряли всех его знакомых женщин, а она была той самой женщиной, которая собиралась его поймать.