– А че ты голая? Ждешь кого-то?

– Обычно, когда ждут гостей, одеваются, а не наоборот, – съехидничала Маруся, продолжая оттирать плинтус. – Хотя ты, наверное, привык, что тебя встречают голяком! Это ж смотря какие гости!

И сразу расстроилась. Романтизм и интимность исчезли. Но Виктора, очевидно, подобные тонкости не волновали. Засопев, он начал стаскивать куртку, не отрывая взгляда от аппетитного Марусиного тыла, который та старательно отклячивала. Жена в новой упаковке нравилась ему значительно больше, чем Галка из смежной лаборатории. Дина рассчитала правильно. Коротко всхрюкнув, Виктор сграбастал законную супругу и поволок ее в комнату. Поскольку он не озаботился оформлением момента, получилось не очень волнующе. Маруся была тяжелой, украшенное кружавчиками тело сползало и оттягивало руки. Часть пути перезрелый Ромео тащил жену как тюк, подкидывая коленом, чтобы она не свалилась совсем. Опрокинув ее на кровать, он упал рядом. Маруся, прикрыв глаза, замерла в предвкушении, но любимый лишь тяжело дышал и не шевелился. Интим затягивался и, похоже, вообще откладывался на неопределенное время.

– Подожди чуток, отдышусь только, – прохрипел Виктор, натужно откашлявшись.

Так начинался их второй медовый месяц.

Виктор стал приходить вовремя, опять начал встречать жену из института и даже принял посильное участие в домашних делах: согласился выносить мусор. Маруся расцвела. На день рождения родители подарили ей потрясающую дубленку, а супруг преподнес золотое колечко с неизвестным камушком. Ей хотелось думать, что это бриллиант. Она начала чувствовать себя женщиной: молодой, красивой и желанной.

В мае она поняла, что беременна. Новость потрясла ее. У нее будет малыш! Маруся прислушивалась к ощущениям внутри, но там было уютно и спокойно. Мечтала, чтобы начался токсикоз, малыш пинался бы по ночам и мешал спать, живот стал бы огромным и все знали – это идет будущая мать.

В консультацию она шла как на праздник. Позвонив в регистратуру и получив нагоняй от неприветливой женщины на том конце провода за то, что звонит в обеденное время, она выяснила, что беременные без очереди – это потом, а сначала надо записаться и подтвердить беременность.

– Мало ли, – уклончиво сообщил суровый голос, – ходят всякие, а затем выясняется, что и не беременность вовсе!

– А что? – похолодела Маруся, в ужасе прижав руку к животу.

– А то! – рявкнула тетка. – Придешь к врачу, он тебе диагноз и поставит.

«Хорошо, что я еще никому не сказала, – волнуясь, думала Маруся. – А если нет? Вдруг у меня и правда что-то не то?»

Перед кабинетом маялась очередь. Выяснив, за кем занимать, Маруся устроилась на самом краю диванчика и заскучала. Две беременные, сидевшие рядом, тихо переговаривались, делясь добытыми от более опытных подруг сведениями.

– Лучше в нашем роддоме договариваться, там аппаратура хорошая и врачи опытные, – рассудительно говорила брюнетка с огромным животом.

– А если в центре по блату? – спрашивала ее вторая, совсем молоденькая, с коротким пушистым хвостиком на макушке.

– По блату ребенка запросто угробить могут, – встряла худая изможденная женщина, сидевшая напротив. Чтобы ее было лучше слышно, она даже нагнулась вперед: – У моей знакомой вот случай был…

– Как вам не стыдно! – вмешалась дородная матрона с соседнего дивана. – Зачем вы беременных пугаете, у них и так кошмар впереди!

– Ха, ну вы и успокоили, – донеслось от соседнего кабинета. – Вы еще подробности сообщите!

– И вовсе ничего кошмарного, – улыбнулась рыженькая девушка. – Я вот рожала, жива-здорова, и малыш в порядке. Разрывов только много было, крови много потеряла, но это ж мелочи. Подумаешь, вся порвалась…

Обе беременные сидели бледно-зеленые и переглядывались. Маруся почувствовала, что сейчас потеряет сознание от ужаса. О родах она ничего не знала. А теперь, послушав «доброжелателей», и вовсе не желала ничего узнавать.

– А у вас что? – громким шепотом поинтересовалась у нее сухонькая старушка в цветастой косынке.

– Я просто так, – смущенно ответила Маруся.

– Просто так сюда не ходят! – сообщила матрона, сурово разглядывая жертву. – На аборт небось? Поня-а-атно. Ни стыда ни совести! Нагуляют и бегут, а ты сиди тут из-за них!

– Уж лучше аборт, чем нищету плодить! – вступила в полемику еще одна дама.

Подходили все новые пациентки, темы менялись, но общий фон скандальности оставался прежним.

Когда подошла Марусина очередь, она с облегчением ввалилась в кабинет.

Беременность подтвердилась. Ее затопили счастье и гордость. Войдя в троллейбус, Маруся старательно выпячивала живот, но не потому, что надеялась сесть, а просто ей хотелось, чтобы кто-нибудь засуетился, уступая место беременной. Поскольку живот пока отсутствовал, никто не обратил внимания на выгнувшуюся дугой будущую мамашу.

Виктор невероятно обрадовался. Получилось все очень красиво. Он побежал на улицу, купил букет цветов и вино, которое тут же выпил сам, заботливо оттолкнул тянущуюся к бокалу Марусину лапку:

– Тебе теперь нельзя!

Мама расстроилась и даже всплакнула. Рождение ребенка перечеркивало ее мечту когда-нибудь избавиться от отвратительного зятя. Игорь Борисович воспринял новость как повод выпить.

– Надо обмыть ножки, – взволнованно загудел он, звякая содержимым бара.

– Придется тебе подождать девять месяцев, – злобно попыталась испортить ему настроение Валентина Макаровна.

– С чего это? – не понял папа, цапнув коньяк и вытаскивая его из глубин шкафчика.

– Ножки обмывают новорожденным!

– Ну, а мы два раза! Здоровее будет! Я вообще хоть каждый месяц за своего внучка пить могу!

– Кто бы сомневался! – многозначительно рявкнула супруга, пытаясь заменить пузатый бокал на маленькую рюмочку. – Он-то будет здоровее, а вот ты сопьешься, пока Маринка родит, алкоголик старый!

– Валя, коньяк не пьют из наперстков, верни бокал. Я должен ощущать аромат благородного напитка!

– Твой коньяк клопами пахнет. Чем меньше аромата, тем лучше! – не сдалась жена. – А самое правильное – вообще его не открывать!

Победила дружба. Коньяк Игорь Борисович все-таки открыл, но пить его пришлось из крохотной стопочки.

Жизнь Ларисы налаживалась. Единственное, что ее настораживало, – поведение дочери. Видимо, психологическая травма не прошла бесследно. У Наины периодически возникали необъяснимые вспышки ярости, а самые банальные события или слова вдруг приводили к длительным истерикам. Лариса мучилась и винила во всем себя. Она понимала, что пора проконсультироваться если не с психиатром, то уж с психологом точно. Наина то обнималась с ней, выжимая из матери слезу, то могла швырнуть в родительницу куском мяса, потому что он был недостаточно аппетитно зажарен. Когда это случилось впервые, Лариса расплакалась от обиды и полдня не разговаривала с дочерью. Но вскоре подобное поведение вошло у Наины в привычку, более того, ничего ненормального она в своих поступках не усматривала, а мать боялась поднимать скользкую тему, зная, что может услышать в ответ.