Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От слов Джессики по моему телу разлилось тепло. Мне стало спокойно на душе. Все сомнения и домыслы вдруг пропали.
– У тебя глаза светятся. – Она посмотрела на меня. – Глаза человека – это зеркало души. Значит, и на душе твоей все спокойно. А спокойная душа только у влюбленного человека. Не бойся открыться. Отдайся чувствам. Ты когда-то обожглась и теперь винишь в этом всех. Но виновата лишь ты сама, потому как выбирала человека разумом, а не сердцем.
Я удивилась ее проницательности.
– Вы абсолютно правы! Я ошиблась и боюсь наступить второй раз на те же грабли…
– Не бойся, девочка. Не бойся ошибаться. На то она и жизнь! – Джессика взяла еще один цветок и посадила его в горшок.
Мне вдруг действительно захотелось стать частью их семьи.
– Со мной никогда не было человека, который помог бы мне разобраться в себе. Маму я видела только на фотографии. А старшая сестра ушла из дома, когда мне было одиннадцать лет… – поведала я.
– И ты все еще держишь зло на сестру? – Джессика взяла садовый совок и присыпала землей цветок.
– Возможно, – призналась я. – Она в корне изменила мою судьбу.
– Скажи, а что бы поменялось, если бы твоя сестра осталась с тобой рядом? Какой бы ты сейчас была? – Джессика мельком на меня взглянула.
– Но я была бы окружена вниманием и заботой…
– Лара, ты бы стала другой – мягкой и избалованной. Взгляни на этот цветок, – она показала цветущие на клумбе растения с нежными цветками и с продолговатыми остроконечными листьями в белую крапинку. – До чего же они привередливы! Им нужно столько удобрения, сколько хватило бы на весь сад. А вот эти крохи, – Джессика повертела в руках луковку с проросшими стеблями, с небольшими сапфирово-синими лепестками и белым пятнышком посредине, – не прихотливы, нуждаются только в воде и солнце. И скажи, чем они хуже тех капризных цветов?
Я пожала плечами.
– Ну и была бы с тобой рядом сестра, и что? Возможно, ты бы не стала такой сильной женщиной, как сейчас!
– С чего вы взяли, что я сильная женщина? – спросила я.
– Саймон не любит слабых. Он всегда искал себе женщину, которая могла бы задать ему жару! Не вини сестру, это ее судьба, ее жизнь. Она была вправе выбирать. Я понимаю, ты очень скучаешь по ней. Но войди в ее положение. Скорее всего, ей было невыносимо трудно, если она ушла из дома. Встретьтесь с ней и поговорите по душам. Она объяснит, почему она так сделала. А ты поймешь и простишь. Вы семья! Как бы ни разбросала вас жизнь, всегда нужно с пониманием относиться к близким людям. Все делается к лучшему. Послушай меня, Лара, я говорю истину.
Она присыпала землей луковку и полила ее водой.
– Но мне тогда тоже было очень трудно! – упрямо сказала я.
– Значит, ей было еще труднее.
Вечером мы пили чай на веранде. Джессика дала мне свой теплый халат. Саймон сел рядом со мной на лавочку и демонстративно обнял.
– Убери руку! Я тебе еще устрою за сегодняшнее выступление в столовой! Ты у меня попляшешь! – шепнула я ему, когда Джессика зашла в дом за печеньем.
Саймон только рассмеялся и поцеловал меня в лоб.
– Лара, ты говорила, что вы вместе с Саймоном работаете? – Вернувшаяся Джессика подала мне кружку с чаем.
– Да, мы разыскиваем мою сестру, про которую я вам сегодня рассказывала. Ее муж нанял нас. Я частный детектив, – объяснила я.
– Лара, а вы до этого пытались сами найти сестру? – спросила Джессика.
– Нет, я даже не догадывалась, где Джеки!
– Но ее муж вас сразу же нашел!
– Да, – ответила я, – я недавно устроилась работать в одну фирму, реклама которой разлетелась по всему миру. Возможно, это помогло Альберту выйти на меня.
– Лара, я уверена, ты найдешь сестру, – сказала Джессика и предложила мне печенье.
Через час я отправилась в комнату, где Джессика постелила мне постель. Саймон зашел следом за мной и начал раздеваться.
– Простите, вы не ошиблись номером? – Я удивленно взглянула на Саймона.
– Нет, – спокойно ответил он, не переставая расстегивать пуговицы на рубашке.
– Саймон! Как ты себя ведешь? – Я повысила тон. – Что за цирк ты устраиваешь?
– Какой цирк? Мать мне родной человек, я поставил ее в известность о наших отношениях… – Саймон сбросил рубашку на пуфик.
– Ты ее наглым образом обманываешь! И при этом подставляешь меня! – Я швырнула в него подушку.
– Постой, я предлагал тебе выйти за меня замуж?
– Предлагал, – ответила я. – Я сказала, что подумаю.
– Но я уже знаю ответ! Зачем тянуть! – Саймон рассмеялся.
– Ну и наглый же ты тип! Я специально скажу «нет»! – Я замахнулась на него еще одной подушкой.
– Хорошо, скажи сейчас! – Саймон улыбнулся и подобрал подушки.
Я немного поколебалась.
– Нет! – выкрикнула я.
– Ты говоришь мне «нет» на мое предложение, или ты говоришь «нет», потому что не хочешь сейчас отвечать?
– Да… то есть нет. Я говорю «нет» на твое предложение!
– Значит, ты мне отказываешь? – Он смотрел на меня с ухмылкой.
– Да! – быстро ответила я.
– Ты уверена?
– Да!
– Это окончательный ответ?
– Да! – крикнула я.
– Ты выйдешь за меня замуж?
– Да! – машинально выкрикнула я и поняла, что попала в ловушку.
Саймон засмеялся.
– Я счастлив! Пойду, обрадую маму твоим согласием. – Он рассмеялся и, прихватив рубашку, вышел из комнаты.
Ночью я проснулась оттого, что меня кто-то целует в спину.
– Катрин, спасибо, что приготовила мне такой сюрприз… – прошептал кто-то мне на ухо.
Я резко отрыла глаза. Волосатая рука схватила меня и крепко прижимала к не менее волосатому торсу. От ужаса я закричала.
В комнате включился свет. Саймон стоял в дверях и держал руку на выключателе. Полуобнаженный молодой человек, чуть старше Саймона, резко вскочил и попятился назад.
– Ты что себе позволяешь? – Саймон рассмеялся.
– Я думал, что Катрин осталась у нас дома. Это же моя комната! – начал оправдываться тот.
– С каких это пор она стала твоей? – Саймон игриво толкнул брата в плечо.
– С тех пор, как ты уехал в Нью-Йорк! – высунулась голова Джессики из дверного проема.
– Спасибо, мама, что предупредила! Гарольд, познакомься, это моя невеста Лара! – Саймон улыбнулся и показал на меня.
Я, щурясь, пыталась разглядеть старшего брата Саймона. Гарольд был тоже блондином, с карими глазами и обворожительной улыбкой. Но он был немного грубоват по сравнению с Саймоном. Черты Саймона были утонченными, как будто его лицо старательно отшлифовали, а у Гарольда их просто вырубили топором.