Вон не мог остановиться, хотя мне этого и хотелось.

«Хватит, Вон, — думал я, — прекрати, наконец. Я не хочу видеть остального».

Но он продолжал, словно автомат, следовавший некой программе, которую нельзя было завершить досрочно.

В полусне, все быстрее двигая рукой под одеялом, я с глухим стоном наблюдаю, как Вон снимает серый нейлон и черный хлопок со своей ко всему безразличной подружки. Голая она выглядит еще хуже. С обвисшей кожей, торчащими меж ног пучками седых волос; даже колени ее распухли и покрылись родинками. Но несмотря на все это, несмотря на то, что она находится сейчас где угодно, только не голая в моей спальне, я задыхаюсь от оргазма и, чувствуя, как замирает сердце, лечу в пропасть. Я будто гляжу в бездну и вижу, как она смотрит прямо на меня.

После вечера в обществе Одри и Вона я проснулся поздно. Я лежал, глядя на проникающие сквозь щель в занавесках лучи солнца, вспоминал прошлые вечера с быстро иссякавшей бутылкой виски и размышляя, не пора ли обратиться за советом по поводу моих проблем. Что же касается мастурбации — благодаря тому сну, или кошмару, когда я дрочил над затянувшимся и все более жалким стриптизом Одри, я уверен, что смогу воздерживаться самое меньшее неделю. Не слишком-то приятно посреди ночи менять простыни и принимать душ из-за того, что перепачкался, словно подросток. И это понимает даже мое подсознание.

В конце концов я встал и приготовил себе завтрак, потом умылся и оделся. Утро было ясное, так что я решил прогуляться, думая, чем заполнить остаток выходных.

На дороге лежит на боку барсук с расплющенной колесом машины головой. Труп относительно свежий, стадия вздутия лишь начинается. Все четыре лапы задраны и выпрямлены под воздействием гнилостных газов, распирающих его живот, кровь вокруг головы еще красная. Какое-то время я стою и разглядываю мертвого зверя. Здесь нет тротуара, лишь широкая травяная обочина, за которой тянется живая изгородь, а за ней простираются поля.

Возникает мысль вернуться домой, взять какой-нибудь мешок и забрать труп, чтобы понаблюдать за процессом, но, конечно, вмешиваться в него не стоит. Разложение должно происходить здесь, на том самом месте, где умерло животное, иначе это уже не будет чистый процесс. Я с неохотой оставляю труп — может, вернусь завтра после работы, если будет время и если люди из совета его не найдут и не швырнут в кузов фургона для погибших животных.

После обеда я немного занимаюсь, изучая контрольные вопросы, встроенные команды и двойные связи. Параллельно я думаю о барсуке и о Лее. Они такие разные, и у каждого своя судьба.

Она в конце концов рассказала, что с ней случилось. Я быстро ее разговорил, а потом лишь соответственно реагировал, вытягивая историю, словно разматывая нить. Она работала в супермаркете менеджером-стажером, и тамошний босс многие недели с ней флиртовал. Он был старше ее, и постепенно она поддалась его обаянию, признав, что он ей нравится. Наконец однажды вечером после работы она согласилась встретиться с ним в баре, а оттуда они вернулись в магазин. Естественно, мне хотелось знать подробности, но, настаивая на них, я лишь отвлек бы ее от главной цели нашего разговора — помочь ей выбрать правильный путь. Так или иначе, у них начался роман, состоявший, похоже, главным образом из секса после работы в магазине или в его машине, припаркованной где-нибудь в уединенном месте. А потом обо всем узнала его жена, и последовала унизительная сцена, опозорившая Лею перед всем коллективом и несколькими покупателями. Вряд ли я поверил бы в подобное при первой встрече — такая тихая, застенчивая девочка! — но она искренне не понимала, что он женат. После, естественно, он избегал ее любой ценой, сторонился и исключил ее из всех программ стажировки. Она подала на перевод, но головной офис отказал. Несмотря ни на что, несмотря на отвратительное поведение этого человека, Лея до сих пор его любила, хотя не осталось никакой надежды. Это и привело ее ко мне.

Вот оно — «никакой надежды». То, что я должен был услышать.

— Изменить все к лучшему несложно, — сказал я. — Выход совсем близко, и путь к нему очень прост.

— Я боюсь боли, — ответила она.

— Разве может быть больнее, чем сейчас?

— Нет. Но я могу… ошибиться. Я могу сделать что-то не так, и тогда станет только хуже…

— Нет неправильных решений. Вы можете решиться и сразу почувствуете себя лучше. Но принять решение вы должны сами. Оно полностью в ваших руках. Сделать это в вашей власти, и у вас есть для этого силы.

— Наверное, — кивнула она.

— Покой есть всегда, — мягко сказал я. — Мир, покой и конец любой боли. По вашему желанию все пройдет безболезненно и спокойно, точно так, как захотите сами. Выбирать вам.

С технической точки зрения все действительно очень просто. Методики, которые я изучал, — языковые шаблоны, введение в транс и состояние повышенной расслабленности только за счет разговора — представляли собой самую легкую часть. Достаточно лишь внимательно слушать собеседника, не просто его слова, но, что важнее, язык тела, глаз, жестов и едва заметных изменений голоса. Это вовсе не ядерная физика (непростительное клише!), но и не лженаука. Все удивительно просто, когда представляешь что да как.

Хотите знать, как я это делаю? Могу представить ваш жгучий интерес, ваше любопытство, которое другие могли бы назвать болезненным, — я вижу это по тому, как блестят ваши глаза. Что ж, спрашивайте. Давайте. Я знаю, вам не терпится…

В любом случае я не могу и не стану раскрывать все детали. Думаете, мне просто пришло это в голову однажды ночью? Думаете, техникой может овладеть каждый? Это долгий и медленный процесс, для которого требуется не только изучить методики, но и приложить немалые усилия, подгоняя его под индивидуальность каждого человека. Все начинается с простой беседы, но это лишь первая из многих подобных встреч, многих подобных бесед. Самое сложное — понять, готовы ли твои собеседники, и выделить тех, кто достаточно близок к тому, чтобы все сработало.

Не уверен, достигла ли подобной стадии Лея, и потому подумываю на несколько недель с ней расстаться, а потом попытаться связаться снова. Она может пойти как одним, так и другим путем. Если выберет верный путь — я ей помогу.

Порой я встречаю тех, кто еще не готов, и предоставляю им возможность жить прежней жизнью. Если понадоблюсь им позже — я снова их найду.

Так или иначе, это вовсе не значит, что мне больше не нужно никого искать.

В понедельник утром я пришла на работу совершенно опустошенной. На душе кошки скребли, и грозившее пролиться дождем темно-серое небо все лишь усугубляло.

Кейт взяла выходной, то есть компанию мне составлял один лишь Триггер. Не было никакого желания с ним общаться, учитывая его изменчивое настроение: минуту назад он был весел, а теперь уже мрачен. Коробка из-под купленного в пятницу молока, как обычно, стояла пустая в холодильнике, хотя я брала ее лишь один раз. Мне очень хотелось чая, и я едва не расплакалась из-за такой мелочи, как украденное молоко. Вероятно, к нему приложились сотрудники ночной смены, начинавшие работать задолго до открытия магазинов, им нужно было как-то продержаться до рассвета. Но это не извиняло лень или недомыслие, помешавшие им принести молоко с собой. Холодильник в кухне, предназначавшийся для начальства, запирался на замок, и не без причин.