даже спросил на это разрешения… «Знали бы мужчины, о чем думают женщины, ухаживали бы в пять раз смелее»30

Он был теплым, к нему хотелось прижаться ближе, согреться. В плацкарте, как в Советском Союзе, секса нет, но романтики будет побольше, чем в купе, автобусах и самолетах. Все вокруг спали и только мы понимали, насколько нам сейчас хорошо. Никому, наверное, в плацкарте так хорошо никогда не было. И всем, кто нас окружал в тот момент, даже не снились такие сладкие сны, каковой была эта реальность. С каждой минутой времени оставалось все меньше и меньше. Вспоминая это сейчас, хочется пережить еще раз.

Его милый образ – противоположность всем тем охотникам на женские сердца и разумы, который встречались на моем пути, но и не задерживались надолго. В тот момент я влюбилась в него окончательно: он был и интересный, и умный, и красивый, и добрый, и в меру скромный. Все, что мне было нужно – было в нем. Но я с доброй грустью понимала, что он выйдет на следующем вокзале, я поеду еще дальше, и кто знает увидимся ли мы когда-нибудь снова. Хотелось остановить это мгновение или изменить ход событий… Но поезд все ехал вперед по рельсам, а его вокзал был все ближе. Хочется еще раз вернуться в тот вагон, зайти и увидеть все тех же на прежних местах. Безумно хочется.

Друг говорил мне о себе с надеждой, что я его пойму. И я прекрасно его понимала и принимала таким прекрасным, каким он был. Он спрашивал и меня о моем душевном, и прижимал теснее, узнавая о моих печалях. Ему хотелось меня утешить, не формально, как бы «к слову», а искренне, что мне так редко удавалось чувствовать от хороших знакомых. Никогда не искала в ком-то утешения и маленькие недочеты в жизни не преувеличивала до значения горестей, но все же его искренность и нежность ко мне была так приятна. Мне очень хотелось его поцеловать. Это было чувство влюбленности, а не азарта и не ответный интерес, как чаще всего случалось. Я влюблялась в отношение к себе – как в книжечке написано. Но я не могу сказать за что именно он мне понравился, как по лучшему правилу любви [любить просто так, а не за что-то].

Когда поезд уже подъезжал к городу, он сказал: «Можно тебя поцеловать?» Он аккуратно наклонился ко мне и нежно коснулся губами. Не так как целуют герои-любовники, а сладко и чувственно. С тем самым сладким чувством, а не со знанием тактик и техник! Знаете, как это ни странно, ему удалось за один вечер затмить всех тех дамских угодников, что пафосно пытались флиртовать и считались хоть писаными красавцами, хоть ловеласами. Он целовал меня искренне, теряя и боясь терять. Я была его мгновением [а тут сейчас можно красиво сказать, что вся жизнь – мгновение, и логический вывод напрашивается сам собой – будто я вся жизнь]. Нам не нужно было думать, а что будет дальше, кто что чувствует и о прочем. Хорошо здесь и сейчас. Он вышел на вокзале, но вряд ли уйдет из моей памяти.

Нашим невольным и немым свидетелем был только пустой стакан, пахнущий водкой и чаем, который под утро Бригадир отнесет проводнику, оплатит мне кофе, поблагодарит, что я его разбудила, подмигнет насчет Друга, передаст привет еще спящему Таксисту и скажет на прощание: «Был бы я помоложе, женился бы, заказал тебе кофе в постель, проводнику свиснешь – принесет, спасибо Дорогая». Вот такой у меня был первый в жизни кофе в постель.

Мораль XX: momento mori, что по латыни «помни о смерти». «И это пройдет», лишь успейте насладиться.

Я еще недолго полежала на своей полочке [когда использую этот оборот чувствую себя крохотной статуэткой], а потом пошла просить свой кофе в постель [кофе на полочку]. Проводник был рад меня видеть в своем купе, расспрашивал о моих друзьях – оказалось Бригадир не сдал полотенце с постельным. Он был удивлен, когда узнал, что я была знакома со всеми ровно столько же, сколько ехала в поезде. Со стороны у него возникло впечатление дружной компании, где многие, может, и не один год знают друг друга. Если честно, даже у меня было такое впечатление.

Когда я вернулась, Таксист уже проснулся, умылся, но выглядел жутко сонным. Он предложил мне сесть рядом и снова чем-то угощал. Мы вспоминали все, что было той ночью. Казалось, что это было сном. Он еще рассказал немного о себе, я о себе. Мы вспомнили вчерашние шутки, я рассказала, как собирала сонного Бригадира «на выход с вещами», Таксист, видимо, что-то заподозрив, спросил у меня про Друга. Мы обменялись контактами, допили кофе и началась классическая вагонная суета, когда все собирают и сдают белье, достают чемоданы, выбрасывают мусор, собирают вещи и пытаются кому-то позвонить. Выходя из вагона, я даже обняла проводника – так он мне приглянулся. А с Таксистом мы расстались на вокзале и тоже без объятий не обошлось. Я ушла завтракать в кафе неподалеку с чувством абсолютного счастья.

После ночного расставания с Другом мы еще общались. Я знаю, что он считает меня своим «романом на одну ночь». Как бы не омрачали это понятие «одной ночи», мне приятно быть такой чувственной страницей его жизни. Эта ночь стоила многих других ночей или даже нескольких. Быть может, мне даже удалось вселить в него на пару грамм больше уверенности, заставить расправить плечи, почувствовать себя мужчиной.

Ох, как греют душу воспоминания о курортном романе. Там нет бытовых проблем, несовпадений по гороскопу, его надоедающей семьи, которая часто всплывает на фоне, глупых советов ваших родственников, планов на дальнейшее будущее и ссор. Там есть «здесь и сейчас». Крайне редко это переходит в серьёзные отношения удачно. В этот период тешит лишь иллюзия идеальности в созданных условиях. Это как шоколадный торт. Съел, насладился, вспоминаешь. Каждый день нельзя. Хотя в жизни разное бывало. И курортные романы, и мимолетные встречи для многих людей становились судьбоносными.

Но это явно не для любителей страдать. Я помню моменты, когда в поцелуях не было искренности, а во взгляде искр, и я с болью писала об этом письма Другу. Я вспоминала его, как одного из немногих, с кем рядом во мне просыпалась нежность, а не азарт. Конечно, я не стала импульсивно менять свою жизнь и даже не взяла билеты заехать в его город на выходные. Это осталось лишь прекрасной