Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это?
– Я нашла в шкафу ночью, когда протирала пыль. – Заметив его взгляд, она пояснила: – Не могла спать после того, как он снова объявился, решила заняться чем-нибудь. Альбом был завернут в газету и лежал в дальнем углу. Похоже, это какая-то наша семейная галерея. – Саша открыла альбом на последней странице. – Это моя прабабка.
Войтех взял альбом из ее рук, внимательно разглядывая рисунок, потом перевернул страницу и на мгновение замер. Быстро перевернул еще одну страницу, покосившись на Сашу. Просмотрев все рисунки, он сказал только два слова:
– Твой кулон…
Саша кивнула, удивляясь, что он заметил так быстро. Ей понадобилось несколько раз просмотреть все рисунки, чтобы обратить внимание на кулон.
– Я всегда думала, что он был дорог моей прабабке как память о ком-то или о чем-то, и она отдала его мне только потому, что он мне нравился. Накануне моего дня рождения она показала мне будущий подарок – большую куклу. И чтобы я не просила с ней поиграть, она взамен отдала мне кулон. Но оказывается, это какая-то очень старая семейная реликвия, скорее всего, передающаяся по наследству. Странно, что мои родители никогда мне об этом не говорили.
– Интересно, – пробормотал Войтех, просматривая портреты и годы жизни под ними уже медленнее. – Опять твой кулон. В доме того колдуна рисунок с кулона был выжжен на стене. В Праге, когда Голем напал на тебя, кулон нагрелся так, что оставил ожог. А теперь оказывается, что кулону этому пара сотен лет как минимум.
– Думаешь, это что-то значит? – Саша нахмурилась. – И это не обычное украшение, которое кому-то когда-то пришло в голову передать дочери или внучке, а та повторила и сложила традицию?
– Может быть и так, но, наверное, стоит проверить, – предложил Войтех. – Показать кому-то. Хотя бы уточнить возраст этой вещи. Нев не опознал в ней ничего необычного, но это еще не значит, что необычного в ней нет.
– Может, показать какому-нибудь антиквару? Правда, у меня нет ни одного знакомого, но, полагаю, это не проблема.
– Позвоним Неву. Что-то мне подсказывает, что у него найдется кто-то на примете.
* * *
Я получила кулон вместе с альбомом. И защиту, и проклятие мне вручили одновременно, наказав беречь как зеницу ока. Ни тот, ни другой не вызвали во мне ни ужаса перед своим назначением, ни особенного трепета или интереса. Кулон я должна была носить постоянно, альбом сохранить до того момента, как придет его время. К счастью, это время раз за разом откладывалось.
Мой брат погиб еще молодым, не успев жениться и оставить после себя потомство, поэтому обе вещицы мне удалось сохранить у себя. Поначалу я часто доставала альбом, подолгу рассматривая портреты. Я ведь почти не помнила свою мать, о ней мне напоминали только немногочисленные снимки и этот альбом. Потом, когда я глубже погрузилась во всю эту историю, когда начала искать выход, альбом стал вызывать во мне ужас. Это больше не было галереей портретов. Когда я просматривала его, мне казалось, будто я иду ночью по кладбищу, среди многочисленных могил, и знаю, что рано или поздно дойду до вырытой ямы. До вырытой для меня ямы. Я спрятала его и не открывала много лет. И лишь с твоим появлением я снова достала его из своей тайной шкатулки, в которой он хранился все эти годы. Пришло его время. Пришло время заказывать портрет и продолжать традицию. Только вытащив его на свет, я поняла, что всю свою жизнь ждала этого момента. Всю жизнь шла к своей яме. Ради тебя.
25 октября 2013 года, 12.55
ул. Гороховая
г. Санкт-Петербург
Петр Сергеевич Никаноров, владелец антикварной лавки и заодно какой-то знакомый Нева, не понравился Саше с первого взгляда. Это был очень маленький полный старикашка с абсолютно лысой головой, большими ушами, острым носом с горбинкой и маленькими глазами с чрезвычайно цепким взглядом. Больше всего он напоминал банкира-гоблина из фильмов о Гарри Поттере.
Он долго и энергично тряс Неву руку, улыбаясь и без конца приговаривая:
– Очень рад, очень рад вашему визиту, дорогой Евстахий Велориевич! Давненько вы меня не радовали своим присутствием, совсем обо мне забыли, а между тем у меня для вас припасено несколько ценнейших, прекраснейших, интереснейших экземпляров. Специально для вас берег, мой дорогой, как для самого любимого клиента. Мишка хотел сразу в зал выставить, а я запретил. Говорю: сначала нашему дорогому Евстахию Велориевичу покажем, и если его не заинтересует, тогда можно и в зал.
Неву с трудом удалось остановить поток слов Петра Сергеевича и представить ему своих друзей. Тот тут же переключил свое внимание на них, точно так же долго и энергично тряс руку Войтеху, приговаривая, как он бесконечно рад знакомству, а затем повернулся к Саше, поднес ее ладонь к губам, одновременно внимательно разглядывая ее с ног до головы.
– Я так счастлив, что вы заглянули ко мне, юная леди, мою лавку редко посещает такая неземная красота, а между тем у меня наверняка найдется дюжина прекрасных украшений, которые великолепно смотрелись бы в ваших ушках или украсили бы такие изящные тонкие запястья.
Саша выдернула свою руку из его цепких пальцев, с трудом сдерживая порыв вытереть ее о джинсы.
– Следуйте за мной, – предложил Петр Сергеевич, делая гостеприимный жест в сторону старинного четырехэтажного здания, рядом с которым встретил их. Несколько вывесок гласило, что здесь находятся Арт-галерея, Музей современного искусства, Арт-кафе и антикварная лавка.
– У вас какие-то новые правила? – осведомился Нев, заходя в здание и поднимаясь за антикваром по широкой лестнице. – Раньше вы не встречали меня на улице.
– О, мы просто временно закрыты, – уклончиво пояснил тот, поворачивая на втором этаже налево и открывая ключом дверь, над которой висела вычурная вывеска.
За дверью оказалось просторное помещение, уставленное закрытыми на ключ стеллажами со стеклянными дверцами и перегороженное длинным прилавком, за которым стояли стеллажи уже без замков. Трое посетителей, включая Нева, который не раз и не два заглядывал в этот магазинчик, с интересом уставились на стеклянные витрины. На полках одного стеллажа лежали старинные шкатулки, ящички и миниатюрные комоды, в которых красавицы предыдущих столетий наверняка хранили свои украшения. Сами украшения нашлись в соседнем шкафу: одни лежали на бархатных подушечках, вторые висели на потертых временем крючках. Третий стеллаж был целиком посвящен посуде: здесь стояли тарелки и чашки, заварочные чайники, кофейники и молочники, лежали вилки, ложки и ножи, иногда поодиночке, иногда целыми сервизами. Некоторые сверкали позолотой, черенки других украшали блестящие камни. На открытых стеллажах за прилавком расположились менее ценные вещи: уже не так богато украшенная посуда, потрепанные книги, ручные зеркала и прочие предметы.
Едва они вошли в зал, как им навстречу со своих стульев поднялись двое мужчин, на лицах которых причудливо смешались тоска и серьезность.