Скоростная магистраль плавно завернула, продолжая понижаться. Горкалов до упора вывернул руль, едва не чиркнув бортом «Гранд-Элиота» о бетонный поребрик ограждения, мимо промелькнуло несколько указателей с черными языками въездных пандусов под ними, и снова пошло закругление. Илья понял, что попал на межуровневый серпантин. В его ситуации это было весьма кстати — «Гессель» преследователей не мог воспользоваться здесь режимом полета, да и скорость на таком закруглении не больно-то разовьешь…

Сзади резко взвизгнули тормоза. Он кинул взгляд на дисплей, заметив, как мощный внедорожник стремится повторить его маневр, высекая искры из бетонного ограждения, потом свет его фар скрылся за поворотом, а спустя секунду появился вновь.

Борт «Гесселя» сиял прежним глянцем.

«Бронированный», — машинально подметил Горкалов.

Он видел, как опустилось затемненное боковое стекло машины, и из салона показалась рука с импульсным пистолетом.

«Нет, в такие игры мы играть не будем», — спокойно подумал Илья, еще немного увеличив скорость.

«Гессель» опять скрылся за скруглением серпантина, а световой столбик в окошке электронного спидометра его машины уже дрожал у опасной отметки ста восьмидесяти километров в час.

Серое полотнище скоростного спирального спуска с шелестом стелилось под широкие колеса «Гранд-Элиота»; система оповещения лазерных дальномеров захлебывалась тонким визгом, предупреждая о бетонном ограждении, которое проносилось впритирку с левым бортом, но Горкалов не снижал скорости, продолжая балансировать на грани — чуть дрогни рука, и все — ни один хирург потом не соберет…

Наконец свет фар «Гесселя» окончательно померк за закруглением серпантина. Крупная градина пота скатилась из-под седых, коротко стриженных волос Ильи, щекотливой дорожкой пробежала по носу и сорвалась, когда он мотнул головой.

Спуск стал уже и круче. Указатели дорожных развязок теперь не мелькали так часто — приближался нулевой ярус огромного города. Световые росчерки реклам сменились облупленными и порядком запущенными щитами, на которых болтались обрывки пластбумажных плакатов, разметка полос скрадывалась валяющимся тут и там мусором, лампы освещения под низким, давящим потолком горели дай бог через две-три, так что «Гранд-Элиоту» пришлось значительно снизить скорость.

Нулевой ярус любого мегаполиса всегда пользовался дурной славой, и столица Элио не являлась в этом смысле каким-то исключением из правил: тут начиналось самое настоящее «дно» города, даже кварталы бедноты и те располагались выше, а в этом сумеречном пространстве обретались в основном наркоманы, нищие, рано постаревшие, истрепанные жизнью проститутки и прочие обломки процветающего наверху общества

Горкалов притормозил, сбросив скорость до ста километров в час.

Недавно обновленный плакат на очередном рекламном щите по-честному предупреждал:

«Внимание! Вы въезжаете на территорию с минимальным присутствием сил правопорядка!»

Илья бросил взгляд на экран.

Пятно от фар «Гесселя» плыло на один виток выше. Дрянная все-таки машина. Слишком тяжелая из-за своей брони и соответствующего тоннажу шасси. Но красивая.

Серпантин кончился внезапно, просто рассыпавшись целым веером тускло освещенных, замусоренных улиц. На широкой развязке, оседлав гравиборды, развлекалась банда подростков. Появление «Гранд-Элиота» они восприняли с немым изумлением, но пара пацанов, несмотря ни на что, успела метнуться ему наперерез и прыгнуть, перемахнув через капот прямо перед лобовым стеклом.

Горкалов, чуть снизив скорость, влетел в узкое, захламленное ущелье улицы, собирая низким бампером машины разбросанные повсюду пластиковые коробки; банда малолетних гравибордистов с визгом и улюлюканьем неслась ему вслед, из немногочисленных оставшихся незаколоченными окон высовывались привлеченные уличным шумом лица, и весь этот переполох, естественно, не остался без внимания. Из провалов выбитых витрин, за которыми, как был прекрасно осведомлен Илья, функционировали разного толка притоны, показалось и исчезло несколько мрачных, не внушающих никакого доверия личностей.

Все это промелькнуло мимо, где-то на периферии сознания. Илья резко затормозил у более или менее приличной, ярко освещенной витрины, выбрался из машины и, не оглядываясь, пересек улицу.

Внутри небольшого магазинчика витал прогорклый, удушливый запах дна — так специфически воняет только тут да еще в тюрьмах, — это Илья знал не понаслышке. Не останавливаясь в дверях, он прошел прямо к низкому прилавку, за которым восседал хмурый, неопрятно одетый тип с недельной щетиной на сухих, изможденных скулах.

— Упаковку пива и две дозы эреснийской травы! — потребовал Илья Андреевич, облокотившись о прилавок.

Хозяин магазинчика посмотрел сквозь мутное стекло витрины.

— Машину не жалко? — как бы между прочим осведомился он.

Горкалов не оглянулся, хотя был твердо уверен, что его «Гранд-Элиот» уже пытаются «разуть».

— А что ей станется? — спросил Илья. Хозяин молча пожал плечами. Скрывшись под прилавком, он извлек из-под него затребованную упаковку пива, потом, еще раз неодобрительно покосившись на Горкалова, неуловимым движением достал две плотно набитые папиросы.

— Сорок семь.

Илья не носил с собой оружия, но зато несколько сот кредитов не на электронном счету, а наличными, он держал при себе всегда. Вынув из кармана мерцающую банкноту, достоинством в пятьдесят универсальных единиц, он положил ее на прилавок, забрал папиросы с подозрительно пахнущей начинкой и, не дожидаясь сдачи, потянулся за пивом, когда с улицы донесся визг тормозов, за которым последовал глухой удар, затем хлопнули две двери, и чей-то голос болезненно и хрипло выкрикнул:

— Ты что делаешь, твою мать?!

В ответ раздался приглушенный хлопок выстрела, еще один, еще, кто-то истошно завыл, снова хлопнул выстрел, но уже не из импульсного пистолета, жалобно звякнуло пробитое пулей стекло, и витрина внезапно рассыпалась мутным серебристым дождем.

Хозяин магазинчика, грязно ругаясь, нырнул под прилавок, а Илья, не дожидаясь, пока тот достанет припрятанный там ствол, метнулся к дверям.

Пустынная несколько минут назад улица сейчас напоминала разворошенный муравейник.

За его «Гранд-Элиотом», бампер к бамперу стоял черный «Гессель». Две его двери были распахнуты, и самый ушлый из пацанов, бросив свой гравиборд, уже выдирал что-то из приборной панели, пока взрослое население трущоб с остервенением пинало два изломанных, хрипящих тела. Рядом, привалившись к стене, сидел, широко раскрыв стекленеющие глаза, неопрятный человек неопределенного возраста. В руках он сжимал монтировку, а в его лбу чернела аккуратная дырочка.

Из-под капота «Гесселя» торчала дергающаяся в судороге нога еще одного мародера. На Горкалова в общем содоме никто не обращал внимания — вся бессмысленная злоба этих людей была сейчас направлена на двух чужаков, которые нагло вторглись на их территорию с оружием в руках.