послать стрелу точно в яблочко и повести за собой людей к святой цели. Что может быть более богоугодным, чем вести людей к победе?

У моей головы гудели светлячки, пронзая ночь мрачным сиянием.

– Спасибо, Великий муфтий. Твои слова наполнили меня надеждой. Теперь я понимаю, насколько ты умеешь вдохновлять.

От его теплой улыбки я тоже улыбнулся. Он казался добрым человеком, но мог ли такой подняться настолько высоко? В этом-то царстве?

– Могу я задать личный вопрос? – спросил он.

– Предпочитаю отвечать на личные вопросы с кальяном в зубах, но, раз здесь его нет, говори.

– Эта юная очаровательная девушка, которая явно тебя обожает, уже вошла в возраст?

Что это за вопрос? Мелоди, несомненно, уже взрослая. Он что, хочет выдать ее замуж? Она не принесла янычарскую присягу, а значит, это еще возможно, а для нее, вероятно, и единственный путь, коли на нее положил глаз Источник.

– Полагаю, да. В смысле, конечно да.

– Тысяча и одно извинение за то, что спрашиваю, но вы двое выглядите такими близкими. И любящими. И все же не родственники.

Его взгляд перестал быть теплым. Теперь он смотрел с осуждением.

– Она моя названая дочь. А в чем дело?

Великий муфтий схватил меня за руки и потряс их.

– Если ты должен стать святым воином в глазах Лат, нельзя нарушать ее законы. Нет ничего хуже для морального духа войск, чем когда командир нарушает божьи заповеди. Воспитание девочки-рабыни – это замечательно, но только пока у нее не пойдет первая кровь. Ты не ее владелец и не ее отец. Если она тебе нравится, возьми ее в жены. Или отдались от нее.

Я выдернул руки.

– Мелоди – моя дочь! Как ты смеешь даже предполагать такую мерзость?!

– Хорошо известно, как янычары поступают с дочерями. То, чем ты занимаешься в своем доме, останется только между тобой и Лат. Но на улице девушка должна быть для тебя незнакомкой. Таков закон, установленный Источником. – Он указал на себя. – Мной.

Я слышал рассказы о янычарах, которые усыновляют сирот, девочек и мальчиков, только чтобы творить с ними немыслимое. Но я не знал, что недавно Источник полностью объявил усыновление вне закона.

– Она моя дочь. Я не позволю тебе указывать, как мне с ней обращаться – ни дома, ни на улице.

Я покачал головой и ушел. Никогда еще мое мнение о человеке не падало так низко за какие-то секунды.

Оказавшись во дворце, я взял факел и зажег его огнивом. Покрывающие стены золотые надписи на парамейской вязи поблескивали в его свете.

Я спросил янычара, стоящего неподвижно, словно цветная статуя:

– Где маг Вайя?

– Внизу.

Я спустился на один пролет и задал тот же вопрос стражу у буфетной.

– Внизу.

Я спустился еще на один пролет и задал этот вопрос стражу в темнице. И получил тот же ответ. Тогда я спустился по спиральной лестнице, пока не оказался в полной темноте, как в гробу.

В конце коридора у порога стояли на страже два янычара. За порогом была кромешная тьма, словно вырванная из беззвездного неба.

– Значит, это и есть Лабиринт, – сказал я. – Я так много о нем слышал.

Я заглянул через порог. Вход в пещеру преграждали железные прутья решетки. Открытая дверь тоже была решетчатой и скрипела на сквозняке.

Янычары стояли с непроницаемыми лицами. Я щелкнул пальцами перед их глазами. Они находились в трансе – спины прямые, головы высоко подняты, а глаза широко открыты.

Неужели это колдовство Вайи? Или действие Лабиринта? Осмелюсь ли я войти?

Тьма застонала. Гулко заскрежетала. Или это сквозняк? А может, мне померещилось?

Я шагнул через порог.

– Вайя! – позвал я.

– Вайя! – откликнулось эхо. – Вайя! Вайя! Вайя! Вайя! – звенело у меня в ушах.

Поднялся ветер. Но откуда? Сквозняк означает, что не так далеко есть другой выход. Ледяные порывы ветра пробирали до костей, мои глаза увлажнились. Или это слезы страха?

Я коснулся черной стены пещеры. Холодная. На ладони остались следы дегтя. Что это за место такое?

Я посветил факелом вперед и шагнул дальше. Факел едва высвечивал путь, как будто тьма душила свет. И тут я услышал тихое «клац-клац». «Клац-клац». Звук отскакивал от стен. Был позади меня. Впереди. «Клац-клац».

Я повернул налево. Повернул направо. Обернулся. Но не увидел ничего, кроме покрытых дегтем стен и железной решетки, через которую вошел. Теперь она казалась далекой. Не мог же я столько пройти!

«Клац-клац». Ближе. Еще ближе. «Клац-клац».

Я споткнулся и выронил факел. Тьма погасила огонь. Я больше ничего не видел. Кто-то поднял меня на ноги. Я закричал. Все вокруг снова озарилось светом. Появилось юное лицо мага Вайи. Он тряс меня за плечи, пока я не пришел в себя.

За его спиной стоял Рыжебородый с фонарем в руке.

– Вы что вытворяете? – Я чуть не набросился на них.

Мы сидели за низким столом в дворцовой столовой, передавая друг другу кувшин с ячменной бражкой. Визири и придворные за другими столами пили розоватые напитки под скудным светом чадящих свечей. Я попросил у прислуживающего мальчика принести кальян с вишневым гашишем. Через пять минут я уже покурил и расслабился.

– Я побывал на краю света, – сказал Рыжебородый, сверкнув цветными зубами. Даже брови его были рыжими. Крепко сбитый, и, хотя уже не молод, не тот человек, с которым хотелось бы потягаться в силе. – Я видел много чудес. Например, Колосс в Диконди, прежде чем Михей расплавил его, чтобы сделать десять тысяч аркебуз. Длинный меч Колосса указывал на небеса. – Он поднял свою чашу, как будто это меч. – Он был выше гор, а железные глаза рассказывали историю подвигов, создавших город, которому тысяча и один год. А еще я плавал на острова Пилимэй, где стоят статуи, древние, как само время; говорят, их вытесали колдуны…

Рыжебородый все говорил и говорил. Он любил поболтать. А я любил курить, так что не прочь был послушать, пока легкие наполняет гашиш со вкусом вишни.

– …Но, хотя я обошел весь белый свет, я никогда не бывал в Лабиринте. Забавно, что шах разрешил мне войти. Даже весело. Вайя возражал, но, раз шах принял решение, благородно вызвался меня сопровождать, для безопасности. Мне хотелось ощутить этот ветер, поднимающийся от адского пламени. И ветер оказался холодным. Странно, что адское пламя холодное. Может огонь быть холоднее льда? А ты что скажешь, Кева?

Наконец-то он замолчал. Даже с самым прекрасным гашишем я уже с трудом выносил плохо прикрытое хвастовство.

– Адским пламенем правит Ахрийя, – ответил я. Рыжебородый жестом попросил кальян, и я