У нас в дивизии появилась казачья конная батарея. Неважная, по отзыву самих казаков. Работала она в другой бригаде и мы редко встречались.

Петровское

Вдоль реки Кальмиуса находится высокое плоскогорье. Оно возвышается над степью метров на пятьсот. Наверху совершенно ровная плоскость, переходящая в Манычские степи. Внизу когда-то было море. Края обрывов покрыты окаменелыми ракушками. Обрывы очень круты и представляют натуральную крепость. Это плоскогорье находится к востоку от реки Кальмиуса. Маленький городок Петровское лежит у подножия обрыва и служит углом плоскогорью, которое тут уходит на восток. Сама река вырыла глубокое, метров в пятьдесят, ущелье. Для всадника оно непереходимо. В Петровское попадаешь по железному мосту через реку. Из Ставрополя через Петровское идет железная дорога на север в Дивное и из Петровского ветка на восток на Благодарное.

Дивизия осталась в Константиновке, а батарею под начальством полковника Шафрова послали к Петровскому произвести демонстрацию. С нами было двадцать девять казаков Корниловского полка как прикрытие. Дивизия Улагая наступала на плоскогорье, и наша батарея должна была отвлечь внимание красных.

Мы выступили поздно и подошли к Петровскому часов в пять вечера. Противника мы нигде не встретили. На плоскогорье, к северу от Петровского, шел бой, лопались шрапнели, и казалось, что бой двигается вправо, то есть Улагай наступает. Посланный в Петровское разъезд не обнаружил красных. Мы стояли в степи перед мостом.

– Что нам делать? – сказал полковник Шафров. – Начинает смеркаться, и пошел снег. Мне вовсе не улыбается идти двадцать четыре версты опять в Константиновку. Есть вероятность, что Улагай займет Петровское. Пойдемте туда его дожидаться и там проведем ночь.

Удивительно, что никто из наших опытных капитанов не протестовал против такого легкомыслия.

Мы перешли мост и по узкой кривой улице вышли на площадь. Мы поставили орудия на площади, распрягли лошадей, увели их в конюшни и заняли дома вокруг площади. Конюшни же не выходили на площадь, а на улицу за площадью. В общем, расположились, как у себя дома, без всякого охранения, конечно. Правда, лошадей не расседлывали.

Мне эта авантюра вовсе не нравится, – сказал мне брат. Почему?

– У нас только один выход – узкая кривая улица и мост. Достаточно красным занять мост десятком стрелков – и мы попались, как в мышеловке. Река непроходима даже для пешего. Наши двадцать девять казаков не смогут ничего сделать.

Но вся дивизия Улагая, которая придет? Откуда ты это знаешь, что она придет? Это только предположение Шафрова.

Наши разведчики расположились в просторном доме и, благо в доме было тепло, сняли рубашки и при свете каганца стали уничтожать вшей, которые на войне всегда есть.

Дверь отворилась и появилась заснеженная фигура в бурке и папахе. Очевидно, квартирьер Улагая. Мы были оголены по пояс.

Вы какой части? – спросил он. Батарея. Этот дом назначен для штаба дивизии. Вы должны очистить дом. Мы его заняли, мы в нем и останемся. Это мы еще увидим, – сказал он выходя. – Приказано встать по прежним квартирам.

И он исчез.

Мы смотрели друг на друга с раскрытыми ртами.

– Это вовсе не Улагай, а красные, раз они занимают прежние квартиры.

Мы стали поспешно одеваться и послали предупредить Шафрова.

Командир батареи приказал: собраться к орудиям, ведя лошадей в поводу. Не курить, не разговаривать, не отвечать на вопросы.

– Мышеловка, – подумал я.

Собрав вещи, бросился в конюшню. Она выходила на другую улицу. Чтобы попасть на площадь, нужно было пройти две улицы. Я привязал повод Ваньки узлом, и он, дергая за повод, затянул мокрые ремни узла, – я никак не мог развязать узел. Товарищи мои взяли лошадей и ушли, а я все бился с узлом. Никогда больше не завязывал поводья, а накидывал петлей на что-нибудь. Наконец, испуганный наступившей тишиной, я вспомнил о перочинном ноже в кармане и перерезал поводья. Я повел Ваньку на сборный пункт.

– Проклятая мышеловка, – подумал я. – Слава Богу, что темно и идет снег, – можно пройти незаметно.

Вдруг сердце мое скакнуло. На углу вырисовывались три силуэта конных. Мне нужно пройти мимо них.

Наши? Красные?.. Это красные. Они курят и громко разговаривают. Что делать? Только не останавливаться и не вызывать у них подозрения.

Сердце билось во всеуслышание. Но я продолжал идти не спеша, прижимаясь к угловому дому. Карабин был за спиной. Заряжен ли он? Конные не обратили на меня внимания, и я уже думал, что мне удастся пройти незамеченным, но Ванька, проходя, не мог не укусить одну из лошадей. Раздались ругательства.

– Надо убить такого коня да владельца вместе с ним. Ты не можешь смотреть за своей лошадью! Сволочь…

В ужасе я втянул голову и прибавил шагу. Когда отошли, я сказал тихо Ваньке:

– Ты хоть герой, но дурак. Из-за тебя чуть не влип.

Наконец площадь. Молчаливая группа – наши. Орудия уже запряжены.

– Проверьте, все ли тут, – говорит Шафров вполголоса.

Все в сборе. В поводу. Шагом марш. Казаки идут сзади.

Идущая в поводу батарея меньше привлекает внимания, Мы пошли к мосту. Вошли в изгибы улицы. Несколько выстрелов сзади, потом тишина. Мы прибавили шагу. Мы узнали потом, что казаки решили использовать ситуацию. Они подходили к отдельным всадникам и просили прикурить. Когда всадник наклонялся, его стягивали с седла и пыряли кинжалом. Одному удалось вырваться, что вызвало выстрелы. Красные, не подозревая нашей малочисленности, не решились нас преследовать в темноте. У моста стоял уже красный часовой.

– Какой части? – спросил он.

Молчание.

– Я вас спрашиваю, какой вы части? Никто не ответил.

– Язык у вас отнялся, или вы оглохли?

Вдруг он догадался. Он пытался отступить, но за ним был обрыв. Он весь съежился и замолк. Мы перешли мост.

– Стой. Садись. Рысью марш!

Какая радость оказаться вновь в степи, на просторе. Вышли из мышеловки!

Мы пошли в Константиновку.

Тревога за брата

Поздно ночью подошли к Константиновке. Тут снега не было, а была гололедица. Светила луна. Мы увидали гусей в поле и решили захватить одного для еды. Несколько человек отделились от колонны, окружили гусей и зарубили двух. Колонна уже исчезла в селе. Мы крупной рысью пошли догонять батарею. Я догнал батарею и встал на свое место. Вдруг я услыхал крик:

– Лошадь поручика Мамонтова (брат был поручиком, а я еще прапорщиком).

Я выехал туда, где кричали, и вижу тяжело дышащего Рыцаря, со съехавшим седлом и оборванным поводом. Я поправил седло, взял Рыцаря и поехал назад искать брата.

Очевидно, он упал. Почему?

Доехав до того места, где мы ловили гусей, никого не встретил. Вернулся на квартиру – брата нет. Очень обеспокоенный, я поставил Рыцаря и Ваньку в конюшню и пошел пешком опять по дороге, стуча во все дома и спрашивая, не видали ли офицера. Никто ничего не знал. Я волновался все больше.