— Прощай, Егор, — делаю усилие и отталкиваю его от себя, — больше нам сказать друг другу нечего.

Разворачиваюсь и выбегаю из комнаты, забегаю в детскую и даю волю слезам. Мне надо быстро собрать вещи и успеть побыть еще немного времени с сыном, не смотря на то, что он спит.

В итоге сижу рядом с кроваткой Дани всю ночь и впитываю в себя каждую родную черточку, осторожно перебираю волосики и глажу его лицо легкими прикосновениями, чтобы не разбудить.

Не дожидаюсь момента, когда он проснется, чтобы лишний раз не травить душу, тихонько выхожу из детской. Меня наверно окончательно накрыло бы отчаянием, если бы сейчас не надо было думать еще об одном ребенке, только поэтому держу себя в руках. И очень надеюсь на то, что наша с Настей идея с занятиями будет принята Егором, иначе я не смогу вообще видеть сына.

Беру небольшой рюкзак со своими вещами, все остальное я уже перевезла в свою квартиру, и спускаюсь на первый этаж. Там, как назло, сталкиваюсь с женой Егора. Я, если честно, даже имени ее не помню. Та скользит по мне злобным взглядом и морщится.

— Когда ты уже уберешься из нашего дома и из нашей жизни, — рычит на меня, а мне становится смешно, она, когда злиться, становится похожа на таксу.

— Буквально через несколько секунд, — бросаю ей на прощение и, не замедляясь, иду на выход.

Почему, уходя из этого дома, меня не покидает ощущение, что я наконец-то, свободна, будто из золотой клетки вырвалась.

Приезжаю в больницу, сразу ложусь под капельницу и засыпаю. Бессонная ночь дает о себе знать, сейчас пришло время позаботиться о себе и ребенке, которого ношу под сердцем. По крайней мере, мне удалось скрыть от Егора беременность и вовремя исчезнуть, теперь можно спокойно выносить и родить.

***

Моя жизнь за последний месяц очень сильно изменилась, начиная с нового места жительства и образа жизни, заканчивая тем, что я теперь сама себе хозяйка. Не надо ни перед кем отчитываться и оправдываться.

Настя смогла договориться с Егором о занятиях, и теперь мы виделись с сыном четыре раза в неделю. На одно занятие мы шли все вместе в детский центр, а вместо остальных мы гуляли на улице или ходили в бассейн. Не знаю, как ей это удалось, но я буду благодарна этой девочке до конца жизни.

Кстати, ушла я вовремя, животик появился практически сразу после моего переезда. В больнице меня продержали две недели и выписали. Сегодня плановое узи и я немного волнуюсь с самого утра. Даже не верится, что половина беременности уже позади.

Прохожу в кабинет на трясущихся ногах и ложусь на кушетку. Врач смотрит долго, мне кажется, что слишком долго, меня начинает ощутимо потряхивать, пока она не задает мне такой простой вопрос.

— Пол ребенка будете узнавать? — вроде спокойным голосом спросила, значит все же хорошо.

— Буду, — отвечаю немного подумав. В принципе мне все равно, но если уже видно, то почему бы и не узнать.

— У вас мальчик.

Значит, у Дани появится младший братик, думаю про себя, и все детские вещи, которые я привезла с собой подойдут для малыша.

Практически сразу, как я узнала пол ребенка, в моей голове начинает настойчиво крутиться имя Матвей. Возможно, потому, что когда-то в нашем идеальном прошлом Егор говорил, что сыновей назвал бы Даниил и Матвей. Я тогда вообще не думала про детей, но эта информация навсегда отпечаталась в моей голове.

— Марина, — неожиданно прерывает мои мысли, я даже вздрагиваю, — у нас проблема.

У меня сердце срывается в бездну от ее фразы и дыхание застревает в груди.

— Дело в том, что у ребеночка с одной стороны неправильно сформирован мочеточник, называется эта патология гидронефроз, — она объясняет мне это абсолютно спокойным голосом, а меня трясти начинает, как припадочную.

— Что это значит? — шепчу со слезами.

— Вы сначала выслушаете меня, не надо раньше времени расстраиваться.

Она вообще в своем уме, как я могу не расстраиваться, это же мой ребенок.

— Вам с малышом надо будет усиленно наблюдаться у уролога в первый год жизни, у многих детей эта патология самостоятельно проходит на первом году жизни в процессе роста, — продолжает механическим голосом.

— А если нет? — спрашиваю с надрывом.

— Если нет, нужно будет оперировать, — продолжает меня убивать.

— О, господи, — всхлипываю.

— Марина, это не сложная операция, не надо так убиваться.

— Но это же операция и наркоз, а он такой маленький, — выкрикиваю между всхлипами.

— Вам нужно успокоиться и доходить беременность, прежде всего. Я повторяю, что ничего очень страшного не произошло, это легко лечиться, — чувствую, что ее голос смягчается, но меня это не успокаивает нисколько, — и вам нужно подумать, где взять деньги. У вас страховка только до родов. Потом наблюдение ребенка и, если понадобится операция. Вам нужна будет другая страховка. И у вас пока есть время подготовиться.

А как тут подготовишься, я и так очень экономлю, тех денег, что я получила за последний контракт, мне на все не хватит.

Покидаю ее кабинет, нисколько не успокоившись, потому что мне страшно. Я совсем одна, меня некому поддержать, мне даже денег взять негде.

Дома я залезаю в интернет и изучаю полностью всю эту тему. Все зависит от степени гидронефроза, конечно. Пока мне врач не сказала насколько там все плохо. В любом случае, если здесь я не смогу найти нужную сумму, я могу уехать в Россию. Там есть деньги, там даже бесплатно могут сделать такую операцию. Это меня немного успокаивает, но только немного, потому что, если я уеду, я потеряю Даню, а я не могу потерять никого из своих детей.

Хожу по квартире, наглаживая свой живот, малыш толкается будто хочет подбодрить меня и успокоить. Я должна взять себя в руки, иначе к этой проблеме прибавится еще какая-нибудь.

Постепенно мои слезы высыхают, потому что я понимаю, что буду бороться за своих детей, я пойду на все, что угодно, но мои дети будут здоровы, счастливы и они будут жить со мной.

Я обязательно искуплю все свои грехи, я верю, что когда-нибудь срок моего наказания истечет, и я снова стану счастливой.

***

На втором узи в тридцать недель диагноз подтвердился, но насколько все плохо мне опять сказать никто не мог. Стараюсь держаться из последних сил и не скатиться в пропасть безнадеги.

Все также четыре раза в неделю вижу Даню, наш обман до сих пор не открылся,