Видевшие это кочевники взвыли от страха и отчаяния. Они бросились в бег. Это не помогло. Самые быстрые и упавшие последними не пробежали и двадцати ярдов.

Две меты в черном склонились над третьей. Марика увидела, как высокая покачала головой. Потом они поднялись и прошли через спиральный проход внутрь стойбища. Там еще оставались кочевники. Они полезли на частокол, пытаясь удрать.

Марика ничего не понимала.

Две меты вошли внутрь стойбища. Последние кочевники умерли, не успев замахнуться копьями. У десятков и десятков павших не было и намека на рану.

Две меты в черном прошли к центру площади, перешагивая через мертвых и не обращая на это внимания. Там они остановились, медленно обернулись, оглядывая бойню. Казалось, они знают о Марике на башне, но это им безразлично. Та, что пониже, вошла в избу Логуш. В тот же миг оттуда послышались вопли кочевников. Она вышла из избы и прошла в дом Фехсе. Снова крики. Теперь мета казалась удовлетворенной.

Марика наконец смогла расслабить сжавшиеся в узлы мышцы и начать двигаться. От пережитого страха она так тряслась, что дважды чуть не свалилась, слезая. Выхватив топор у мужчины, который пытался подрубить опору башни, она побежала туда, где в последний раз видела Каблина.

Он был последний из ее рода, кто еще мог оказаться живым.

Ей пришлось откапывать его из-под кучи трупов кочевников. Он еще дышал, и кровь еще сочилась из его ран. Она прижала его к себе и заплакала, решив – хоть у нее не было ни знаний, ни умений целителя, – что ему уже ничего не поможет.

Каким-то образом все сосредоточилось в Каблине. Все горе, все утраты. И снова из нее поднялась чернота. Вокруг нее призраки витали так плотно, будто никто из погибших не хотел покидать место боя. Она заглянула внутрь Каблина, сквозь него, будто он был прозрачен. Увидела глубину его ушибов и ран. Со всей силой злости она пожелала ему здоровья, а не смерти.

Глаза Каблина тут же открылись.

– Марика?

– Да, это я. Я здесь, Каблин. Слушай, ты сегодня был так храбр!

– Ты ведь была на башне, Марика. Как ты спустилась?

– Помощь пришла, Каблин. Мы победили. Они все мертвы. Все кочевники. Посланницы вернулись вовремя.

Ложь. Вовремя – для чего? Из всех Дегнанов, кроме самих посланниц, остались только она да Каблин. И он вот-вот умрет.

Что ж, он хотя бы может перейти в объятия Всесущего с мыслью, что чего-то они добились.

– Храбр, – повторил Каблин. – Когда время пришло. Когда надо было. Это было легче, чем я думал, Марика. Потому что мне не надо было беспокоиться.

– Да, Каблин. Ты был героем. Ты был сегодня не хуже лучших охотниц.

Он отплатил ей тем своим победным видом, за который она любила его больше всех своих братьев и сестер. Потом его тело обмякло. Когда Марика решила, что он перестал жить, она заплакала.

Редко, редко проливает слезы взрослая мета. Только в обряде. Две в черном обернулись к ней, но ни одна не сделала попытки подойти. Только смотрели и обменивались немногими словами.

Посланницы вошли в стойбище. Наконец-то. Онемев от ужаса, они смотрели на бойню. Грауэл испустила долгий, мучительный вой смертной тоски. Барлог подошла к Марике, нежно поскребла ее по голове, как поступали для утешения с плачущими щенятами. Марика пыталась вспомнить, куда девалась ее шапка. Почему не чувствуется, как кусает за уши мороз?

Придя в себя, Грауэл подошла к двум метам в черной одежде.

На ночь они укрылись в избе Скилдзян, которая держалась дольше других и потому пострадала меньше. Марика не могла избавиться от стоявшей в ноздрях вони жареного щенячьего мяса. Она все дрожала, обхватив себя лапами, забивалась в тень, уходила в себя и смотрела на призраков, проходивших сквозь стены избы. Очень долго она была не в себе. Иногда ей мерещились меты, которых рядом не было, и она говорила с ними, как с присутствующими. А потом она увидела мету, которая могла быть здесь, и не поверила тому, что видит.

Посланницы силой влили в нее чэйф, и она погрузилась наконец в долгий и глубокий сон без сновидений.

И все же глубоко за полночь она то ли проснулась, то ли ей приснилось, что подслушала разговор двух в черном. Грауэл, Барлог и куча драных шкур, под которыми могло быть тело третьей, лежали у одного очага. Чужие меты сидели у другого.

Высокая говорила:

– Это она коснулась нас в Акарде. И она же дважды ударила во время боя. Сильная, одаренная Всесущим.

Куча драных шкур шевельнулась.

– Но необученная, – сказала другая. – Этих, обнаруживших свой дар, трудно дисциплинировать. Им потом никак места не найти.

Марика поняла, что эта мета была очень старой. Раньше она этого не заметила, потому что вообще не очень присматривалась. А эта мета была старше даже, чем ба. И ее все же хватило на долгую дорогу, и она сохранила силы, чтобы прогнать или перебить сотни кочевников. Что же это за мета такая? Что вообще такое меты в крепости?

«Силты сучьи», – послышались ей сказанные сквозь зубы слова ма, будто она была еще жива и сгорбилась у очага, ругая все, что ненавидела в своем мире. Но все же Марика уже не видела мать у очага. Разум ее начал восстанавливаться.

– Ее надо взять с собой. В конце концов это и было целью экспедиции. Найти источник контакта.

– Разумеется. Нравится не нравится, бойся не бойся. Должны. Хлес, у меня против этой предчувствие. Ко мне приходит незваным одно и то же имя, и не могу я от него избавиться. Джиана. Не будет от нее добра. Вокруг нее ореол рока. Неужто ты не чувствуешь?

Вторая пожала плечами:

– Наверное, я недостаточно мудрая. С другими что делать будем?

– Старуха бесполезна. И безумна. А охотниц мы тоже возьмем. Пока они еще оглушены и не могут рвануть в глушь мстить за стаю и погибнуть в отмщении. У нас всегда мало рабочих лап, а у них нет стаи, куда можно вернуться. Как по мне, от них будет куда больше пользы, чем от щены.

– Может быть. Может быть. Труд имеет свою ценность. Ха! Посмотри туда. Глянь, как горят эти глазки в свете очага! Сильна она – преодолела чэйфовый сон. Спи, маленькая силта. Спи.

За спиной двух странных мет снова зашевелилась груда шкур. Будто кипит, подумала Марика.

Высокая мета протянула к Марике лапу. Пальцы ее затанцевали, и спустя мгновение пришел сон. Хотя Марика в испуге отбивалась изо всей силы воли, сон ее тут же сморил. Она все помнила, когда проснулась, но не могла понять, было это во сне или наяву.

Мудрые их не очень различали. Так что за важность? Она приняла это как факт, хотя в том, что она слышала, смысла не было никакого.

Настало утро, Марика ничего не поняла спросонья. Где же шум, с которым в избе начинается день? Ни стука, ни говора, ни обычных перебранок. Все тихо, как смерть. И тут она вспомнила. Вспомнила и захныкала.