…Отпусти его с миром, скажи ему вслед,

Пусть он с этим проклятьем уйдет.

Пусть никто никогда не полюбит его,

Пусть он никогда не умрет…

— Значит, все останется, как есть… – глухо сказала Лиана. – Ты боишься себя, так же, как боялся всегда… Это тоже – одна из причин… Мы слишком долго боялись правды, иначе не оказались бы здесь сейчас. Я сумела перешагнуть через страх… А ты до сих пор боишься… Чего?

— Я делаю то, что считаю правильным, – произнес Янис. – Чувство долга…

— Чувство долга? – перебила Лиана. – В каком дерьме мы торчим бесконечное количество жизней из-за проклятого чувства долга?! Кому от этого стало лучше? Мне? Тебе? Может быть, Ивару? Или твоей жене? Она так же, как и Нина, ни о чем не догадывается? Или что-то все же подозревает? Ты же любишь меня, я знаю это, иначе не сидел бы здесь, не имея ни малейшей возможности уехать! Мы должны что-то изменить, мы все время играли неправильно, находили неверные решения, стреляли мимо цели! Неужели ты хочешь, чтобы все вернулось снова в следующей жизни, потом еще в одной, еще?..

— Я не могу по-другому, – сказал Янис. – Мы не в силах что-либо изменить. Обстоятельства порой бывают сильнее нас. В нашем случае они сильнее всегда.

— Так не может быть! – замотала головой Лиана. – Это тупик! Вечный тупик! И мы обречены двигаться по этой проклятой спирали без конца, только витки становятся все длиннее и страшнее! Отключи разум, отпусти на свободу сердце, прислушайся к нему! Оно не обманет… Мы слишком долго думали, что с ним можно справиться, что его можно победить… Это не так, неужели ты этого до сих пор не понял?.. – Лиана встала из кресла, обошла столик и присела на подлокотник кресла Яниса. – Я люблю тебя, – тихо сказала она и, медленно наклонившись, осторожно коснулась губами его губ.

Янис прижал ее к себе, закружилась голова, и неведомое никогда ранее чувство покоя и счастья захлестнуло ее сердце.

На лестнице раздался грохот, они оторвались друг от друга, одновременно повернули головы и увидели быстро скрывшегося в мансарде Ивара.

— Ивар, – выдохнула Лиана.

— Мы сделали глупость, – поднялся Янис и кинулся к лестнице.

Лиана бежала за ним, вздрагивая от несущихся из мансарды оглушительных звуков. Они влетели в мансарду и застыли на пороге. Ивар, держа в руке молоток, носился по мастерской, круша все, что попадалось под руку. Больше всего досталось портрету Лианы, видимо написанному этой ночью: на их глазах Ивар превратил его в жалкие ошметки холста.

— Ивар, не надо! – крикнула Лиана, всем своим существом ощущая его отчаянную боль. – Ивар, пожалуйста!!!

Но Ивар, казалось, ее не слышал. Звенело, разлетаясь осколками, стекло, трещали сломанные рамы, падали искалеченные холсты.

— Что же ты стоишь?! – повернулась Лиана к Янису. – Останови его!

Янис сделал шаг вперед, загородив собой гитару, на которую уже нацелился молоток Ивара.

— Убирайтесь отсюда! – крикнул Ивар. – Убирайтесь оба!

— Подожди, – остановил его Янис. – Нам нужно поговорить, – он повернулся к Лиане и скользнул по ней ничего не говорящим взглядом. – Нам нужно поговорить.

Ивар поднял на нее покрасневшие от бессонницы глаза, и Лиану словно ударило током его безграничной боли. Упал молоток из разжатых пальцев, и в мансарде воцарилась напряженная тишина. Ивар перевел взгляд на Яниса, усмехнулся криво:

— Ну, что ж, давай поговорим…

Лиана осторожно сделала шаг назад, не в силах больше выносить все увеличивающееся напряжение, казалось, что воздух вот-вот вспыхнет ярким синим пламенем, медленно спустилась вниз по лестнице и, открыв дверь, зашагала босиком по лужам и грязи, не замечая этого, сводящей с ума ненавистью ненавидя этот нескончаемый безумный дождь.

«…Ленка с Вальтером предложили пожить у них какое-то время, и Алиса с Михалычем с радостью согласились: все-таки сами себе хозяева, не то, что у мамы под боком. Жили весело, приходили какие-то новые люди, приносили пиво, весело играли на гитарах, дурачились, носили в пивной ларек консервы (когда кончались деньги) в обмен на пиво. Продавец пива уже знал всю веселую компанию в лицо, улыбался, производя «натуральный обмен», шутил и предлагал заходить еще, что с радостью и выполнялось. Только Ким в их общем доме не появлялся. Они встречались с Михалычем на репетициях, вместе ехали домой и расходились по соседним подъездам. Алису такое близкое присутствие Кима сводило с ума. Садик, в котором он дежурил, находился во дворе дома, она знала расписание его дежурств, и каждый вечер, если за ней не наблюдал Михалыч, стояла у окна в жадном ожидании. Ким выходил из подъезда, Алиса вздрагивала, знакомая волна вновь захлестывала ее, и, унимая дрожащие руки, она провожала взглядом его удаляющуюся фигуру.

Михалыч вернулся домой после очередной репетиции, разделся и, зайдя в комнату, сладко потянулся:

— Все, уходим в заслуженный отпуск.

— Что случилось? – спросила Алиса.

— Ким с Ниной завтра уезжают в Алма-Ату, – пояснил Михалыч. – А я пока отдыхаю и новые песни пишу.

— Надолго? – спросила Алиса, теребя ворот футболки.

— Недели на три. А что? – Михалыч вскинул глаза. – Это имеет какое-то значение для тебя?

— Да нет, я просто спросила… – растерялась Алиса. – Вам же работать надо. А то и с этой базы выпрут.

— С базой все в порядке, – сказал Михалыч. – И с Кимом все в порядке. А вот с тобой…

— Со мной тоже все в порядке, – заверила его Алиса, чувствуя, что внутри у нее все переворачивается от только что услышанного известия и пристального, изучающего взгляда Михалыча.

— Ну-ну, – хмыкнул Михалыч и отвел глаза.

Осознав, что Кима нет в соседнем подъезде, нет в этом городе, что его нельзя случайно встретить где-нибудь на улице, Алиса почувствовала, что ей стало легче дышать, у нее словно выросли крылья, постоянные назойливые мысли куда-то испарились, свалился камень с груди, она влилась в Михалыча легко и радостно, стала частью его, стала самой собой, не раздираемая больше противоречиями и потому счастливая. Они писали песни Михалычу, они писали песни Вальтеру, Алису прорвало, из нее рекой текли стихи и рассказы, Михалыч с Вальтером дурили и творили черт знает что.

Однажды, вернувшись вечером домой, Алиса с Ленкой застыли у подъезда, заметив еще издали отсутствие света в квартире.

— Странно, – сказала Алиса. – Где они могут быть? Тебе Вальтер ничего не говорил?

— Нет, – ответила Ленка. – Он должен быть дома.

Они поднялись по лестнице и осторожно открыли дверь в квартиру. Ленка вошла первой и включила в коридоре свет. Царила абсолютная тишина, им обеим почему-то стало страшно.

— Вальтер! Михалыч! – негромко позвала Алиса.

Ленка толкнула ее в бок:

— Смотри!