Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лариса прислушалась к своим ощущениям. Она знала за собой эту удивительную особенность. В минуты сильных эмоциональных потрясений что-то раздваивалось в ней, и в результате: чувства существовали как бы сами по себе в ее телесной оболочке, а сознание, словно, отделившись от тела функционировало отдельно, в неком автономном режиме. Вот так было и сейчас. Мозг четко фиксировал всё, что происходило на экране, великолепную игру актеров в кинофильме, где явно солировал Владимир Ильин.
А тело… Ей так было хорошо. Так спокойно. Какая-то необыкновенная нежность переполняла ее всю к человеку, который дремал у нее на плече. А еще — жалость и забота о нем. Никаких иных ощущений не было. Все иные страсти и желания, владевшие ею еще недавно, отступили, отхлынули, как волны отлива. И это было так странно. И так хорошо, что Лариса заплакала.
Драматические коллизии на экране, достигнув апогея, подошли к своему логическому завершению.
«Какой замечательный фильм!», — подумала Лариса.
Зажегся свет.
Михаил неохотно разлепил глаза. Он совсем разомлел.
— Поднимайся, Мишель, я отведу тебя в гостиницу.
Московский морозец подгонял, и, вообще, был как-то совсем некстати после плюсовых температур кинотеатра.
Лариса нежно поддерживала музыканта под руку, пока они шли по направлению к гостинице. И ей бы даже никогда в голову не пришло, что в этот момент чьи-то глаза пристально наблюдали за ними.
— У меня такое чувство, словно, я уже прописалась в гостинице «Россия», — сказала Лариса вновь входя в знакомый номер.
Михаил был никакой. Она помогла ему снять дубленку, ботинки.
— Теперь только баиньки, — сказала женщина, посмотрев на будильник.
Часы показывали половину пятого.
— Намаялась ты со мной, — вздохнул Михаил. — Ты права, сейчас я могу лишь спать. Да и тебе не мешало бы отдохнуть.
— Давай, пока ты еще не уснул, договоримся о завтрашнем дне, — сказала Лариса. — Ведь билет будет у меня.
Михаил тряхнул кудрями, словно, пытаясь стряхнуть с себя сонное наваждение.
— Разбуди меня завтра телефонным звонком в одиннадцать утра, — попросил он.
— Конечно, конечно, — закивала Лариса. — А ты проснешься от звонка?
— Проснусь, только ты долго звони, на всякий случай…
— Хорошо.
— Извини, — Михаил быстрым жестом скинул джинсы и юркнул под одеяло.
Лариса успела заметить, что ноги у него тоже были в крапивных разводах, но значительно меньше, чем спина и грудь.
— А свитер снимать не хочется, что-то не жарко, — добавил он.
— И не надо, и не снимай.
Гостья с краешку осторожно присела на тахту и прислонилась губами к его лбу, желая узнать, нет ли у него температуры.
— Ты теперь только таким поцелуем меня будешь целовать? — чуть обиженно спросил музыкант.
— Мишель, умоляю, не начинай…
Лариса кинула мельком взгляд на дверь.
— А замок захлопывается автоматически? — поинтересовалась она.
— Да, — кивнул Михаил.
— Вот и отлично, — обрадовалась Лариса. — Посижу с тобой, пока ты не уснешь, а потом тихонько уйду.
— Лучше полежи тихонько…
— Мишель, — Лариса взяла его руку в свою, — сейчас же спи.
Мужчина послушно закрыл глаза. Сопротивляться у него не было сил. Через какое-то время рука его ослабла, и он засопел заложенным носом аллергика.
Лариса встала, осторожно подоткнула под Михаила одеяло со всех сторон. Она еще раз оглядела комнату, заглянула под тахту, под кресла и за них. Лицо ее выражало недоумение. Женщина вздохнула и начала одеваться. Она подошла к вазе с цветами. Осторожно вынула розы, стряхнув с них воду. Затем завернула букет в газету «Московский комсомолец».
Лариса подошла к тахте и наклонилась, чтобы поцеловать Михаила. Мужчина зашевелился и повернулся набок, спиной к ней. Она поправила одеяло, затем подошла к столу, взяла цветы. И подойдя к двери, поймала себя на мысли, что ей совсем не хочется уходить… Грусть накатила на нее. Комок застрял в горле. И пришлось сделать усилие над собой, чтобы, наконец, тихонько выйти из номера.
Так и ехала она всю дорогу домой с этим комком в горле. И по мере удаления от Михаила чувствовала, что уже не только грусть, а тоска захлестывает ее.
Лариса открыла своим ключом дверь квартиры, и первое, что она услышала, был зычный голос тетки-генеральши, доносившийся из гостиной. И она подумала о том, что тетку Катерину сейчас меньше всего хотелось бы видеть, хотя, как племянница, она ее по-своему любила. (В конце концов, родственников ведь не выбирают).
На звук стукнувшей входной двери первой вышла мать, а за нею высунула в прихожую свою любопытную физиономию и тетка Катерина.
— Какие розы! Не страшны нам морозы, — громко сказала отцова сестра, беря букет из рук Ларисы.
— Мам, сделай мне горячего чаю, что-то в горле першит, — попросила Лариса, раздеваясь и освобождая себя таким, не сильно хитрым способом, от общения с родственниками за ужином.
Через пару минут она направилась в гостиную, где ужинала родня, поблагодарила отца за выполненную просьбу, чмокнув его в щеку. И прихватив бутерброд с сыром к чаю, попросила:
— Мам, разбуди меня завтра в десять утра, если я сама не проснусь.
И направилась в свою комнату. Она действительно неважно себя чувствовала. «Хоть бы не накаркать простуду», — подумала Лариса, переоблачаясь в мягкую махровую пижаму.
Дверь приоткрылась, и зашла тетка Катерина.
— Ну, признавайся, был прынец-то? А ресторация? — накинулась она с вопросами. — И добавила, — а розы — страсть! Тридцать три штуки…
— Было тридцать пять, — проговорила Лариса, и ей показалось, что она слышит свой собственный голос, как отдаленное эхо.
— Ну, значит, обсчиталась я, — тетка вздохнула и тут же с любопытством спросила, — так всё путем было? Вон синячищи какие под глазами. Знаю, от каких ноченек они бывают…
Ларисе хотелось сказать тетке Катерине только одно слово: «Уйди»! Но она пересилила себя и попросила: «Аптечку принеси».
Тетка послушно выполнила просьбу в надежде услышать что-нибудь интересное.
Лариса порылась в лекарствах, и, найдя среди них «Парацетамол», выпила сразу две таблетки.
— А у тебя, часом, не любовная лихорадка? — усмехнулась генеральша.
И не дождавшись ответа, сделала свои умозаключения:
— Чуток морозит, синяки, притомилась… Ну, значит, всё путем. Теперь бы только не залететь…
— Тетка… Тетка Катерина, — простонала Лариса.