– Ты сказала, что пасхального яйца лучше этого никогда не находила. И держала его на ладошке как самое ценное, что у тебя есть. Это напомнило мне, каким я был раньше, когда жил здесь… Напомнило, как я находил что-нибудь на природе и понимал: это важно и нужно для чего-нибудь. – Ты нарисовал еще один круг у себя на колене, потом заполнил его крапинками. – Так я осознал, где мое место… Не в городском парке с дешевым бухлом, а здесь, на земле, которую я знаю, здесь, где всё настоящее. – Ты продолжал рисовать вокруг коленной чашечки круги, по-прежнему не глядя на меня. – На следующий день я нашел гнездо, откуда выпало то яйцо зарянки. Гнездо выглядело заброшенным, невзрачным. Мои находки, гнездо и ты… это был знак.

– Какой еще «знак»?

Дыхание перехватило, я едва смогла выговорить свой вопрос. Потому что и гнездо зарянки я помнила. Однажды рано утром я нашла его на подоконнике в моей комнате. И не представляла, откуда оно взялось. Я попыталась сглотнуть. Ты наблюдал за мной и почти незаметно кивнул, уловив мысли.

– Знак, что человек может действовать иначе. – Ты продолжал: – Что может подсесть на наркотик гораздо крепче спиртного. Тогда я задумался о том, чего по-настоящему хочу от жизни. А вот чего: рисовать землю, жить здесь, быть свободным… – Ты широким жестом обвел все вокруг. Комочек из краски и песка сорвался с кисточки, отлетел в сторону. – Так что встреча с тобой… видимо, стала первым шагом к тому, чтобы свершилось всё это: я нашел работу, научился строительному делу, вел поиски…

Сдавленный, негромкий крик вырвался из моего горла, остановив тебя на полуслове. Я сжала руку в кулак.

– Ты больной, – прошипела я. – Зациклился на десятилетней девчонке и через шесть лет похитил ее? Это каким же надо быть долбанутым?..

– Нет. – Ты скривил губы. – Всё было не так. Я не зациклился… – Твое лицо стало неподвижным и жестким – лицом убийцы? – Ты не знаешь всей правды.

– И не хочу знать.

Ты уронил кисточку на пол и в три широких шага пересек комнату. Я попыталась отползти к двери. Но ты наклонился и схватил меня за ногу.

– Пусти!

Ты подтащил меня к себе.

– Я тебя не отпускаю, и ты кое-что узнаешь обо мне. – Твой голос звучал ровно и спокойно, но желваки напряглись. Я ощущала кисловатый землистый запах твоего дыхания и прикосновение пальцев, сжимавших мою ногу. – Я не чудовище, – рявкнул ты. – В то время ты была ребенком. Как только я понял это, мне захотелось, чтобы ты пришла, но позже. – Ты заморгал и отвернулся, вдруг смутившись.

Я снова попыталась высвободиться. Пнула тебя в колено. Но ты прижал мои руки к бокам, как крылья птицы, и не дал упорхнуть.

– Я смотрел, как ты растешь.

Подвигав плечами, я убедилась, что ты держишь меня так крепко, что я едва могу пошевелиться.

– Каждый день родители побуждали тебя стать такой же, как они, – продолжал ты, – подталкивали к бессмысленной жизни. Ты не хотела этого, я знаю, что не хотела.

– Да что ты знаешь о моих родителях! – выкрикнула я.

Ты снова заморгал.

– Знаю всё.

Я набрала полный рот слюны. И плюнула в тебя.

– Врешь!

Ты прищурился, чувствуя, как плевок стекает по щеке. Сильнее сжал пальцы. Они так впились в меня, что мне показалось, ребра сейчас хрустнут. Дыхание стало хриплым. Но ты по-прежнему удерживал меня в железных объятиях и сверлил взглядом.

– Я не вру, – ответил ты. – Просто всё так и есть.

Плевок соскользнул на подбородок, и ты отпустил меня, чтобы стереть его. Я мгновенно вскочила и спиной отступила к двери. Но ты отвернулся, будто забыл обо мне. Подобрал кисточку и нанес быстрые сердитые мазки на тыльную сторону руки. В этот момент твои голубые глаза казались нечеловеческими. Во взгляде появилась такая сила, что я невольно сделала шаг к двери. Но разговор был не закончен. Требовалось выяснить еще кое-что. Усилием воли я прекратила дрожь в ногах. Стиснула пальцы в кулак, и разжала их, чтобы подчинить себе страх.

– Как ты узнал всё это? – Я уставилась на тебя так свирепо, словно хотела прикончить на месте силой взгляда. Не выдержав напряжения, я вмазала кулаком по стене. – Ты просто не можешь этого знать!

Слезы навернулись на глаза. Молчание повисло между нами, как удушливый зной. Помедлив, ты поднялся и направился ко мне.

– Я долго наблюдал за тобой, – объяснил ты. – Из любопытства, вот и всё. Просто ты была совсем как я в детстве… Казалось, вечно не вписываешься. – Ты вздохнул и провел ладонью по лбу. – Неужели ты так и не вспомнила меня?

– Нет, конечно! Всё это глупое вранье. – Я снова ударила кулаком по стене и вздрогнула, увидев ободранные костяшки.

– Джем, – спокойно произнес ты, – я знаю тебя, я видел раньше… каждый день.

Я стиснула зубы, не в силах смотреть на тебя. Вспомнилось, сколько раз я разгуливала по дому голышом, думая, что осталась одна. Вспомнилось, как мы с Мэтью Ригони напились в парке и завалились ко мне домой.

– Что ты видел? – пробормотала я. – Как?

Ты пожал плечами:

– С дуба возле твоей спальни, из окна в гараже, из соседского дома, когда его хозяева уезжали в Грецию, а они часто туда ездили. И в парке, конечно. Это проще, чем тебе кажется.

Твое лицо было совсем рядом. Настолько, что появилась возможность вдарить по нему наотмашь. Господи, как же мне этого хотелось. Хлестать тебя по щекам, пинать, дубасить кулаками, пока ты не затихнешь на полу безжизненной кучей дерьма. Хотелось, чтобы ты почувствовал себя так же, как я. Но ты подступил еще ближе. Дотянулся до меня и отвел мою руку от стены. Коснулся большим пальцем ободранной кожи. Моя рука сразу задрожала, я сильнее стиснула пальцы.

– Не трогай меня, – зарычала я.

И ты отступил.

– Я знаю, кто ты, Джем.

Вот тогда я и завизжала, и впечатала кулак тебе в живот. Со всей силы. Размахнулась и ударила опять. Я бросалась на тебя, снова и снова, билась о твою грудь. Плевать, что теперь со мной будет. Мне просто хотелось сделать тебе больно. Но ты как будто даже не замечал моих ударов. Просто поймал руку и, выкрутив, заломил ее за спину. Приблизил губы к моему уху так, чтобы я задела их, если бы захотела шевельнуться.

– Я знаю, каково это, – шепнул ты. – Все эти вечера, когда ты оставалась одна в большом доме, а родители работали допоздна… твои друзья отрывались в парке по полной, а ты не знала даже, можно ли тебе к ним. Джош Холмс стучал тебе в окно в час ночи… – Ты отпустил мою руку, она безвольно повисла. – Неужели ты правда была счастлива в городе?

– Умолкни!

Ты отступил.

– Я ведь просто спросил, – объяснил ты. – Твоя жизнь действительно была идеальной? Ты правда скучаешь по ней… по родителям, по друзьям, хоть по кому-нибудь из них?

Ты смотрел на меня в упор. Я кивнула.