— В 1919 году, намереваясь избежать службы в колчаковской армии.

— Когда официально оформили советское гражданство?

— В 1935 году. Подал заявление во ВЦИК. Но советское удостоверение личности я имел до поступления на работу в органы ОГПУ — НКВД.[26]

Компрометирующих материалов на Кима еще нет, но они усиленно ищутся. 10 апреля одна из его агенток — Валентина Гирбусова, привлекавшаяся к «освещению японского корреспондента Маруяма», признается: Ким «иногда в отношении меня допускал вольности, переходящие за служебные рамки (поцелуи)», а в июне 1936 года пригласил провести с ним отпуск в доме отдыха НКВД. Согласилась, но была там один день, поскольку опять «допустил вольности» — позвал на коньяк вечером на балконе. Нашлось и еще кое-что. Однако ход этим материалам и показаниям Кима дали не сразу.

Нежданно-негаданно арестованный понадобился чекистам по своей специальности.

* * *

20 апреля 1937 года нарком внутренних дел Ежов отправил наркому обороны Ворошилову спецсообщение с пометкой «Лично». На архивном оригинале документа есть резолюция Ворошилова от 21 апреля: «Доложено. Решения приняты, проследить. К. В.». «Доложено» — несомненно, товарищу Сталину.

«3-м отделом ГУГБ сфотографирован документ на японском языке, идущий транзитом из Польши в Японию диппочтой и исходящий от японского военного атташе в Польше — Савада Сигеру, в адрес лично начальника Главного управления Генерального штаба Японии Накадзима Тецудзо», — сообщал Николай Ежов. Еще на исходе 1920-х годов чекисты наладили перлюстрацию японской дипломатической переписки, доставлявшейся из Москвы во Владивосток и обратно по железной дороге в специальных вализах без сопровождения. В одном из вагонов почтового поезда была оборудована спецлаборатория: вализы вскрывали, документы фотографировали и пакеты вновь запечатывали соответственно изначальному виду. Однако очередная перлюстрация в апреле 1937 года удалась лишь наполовину.

Качество фотокопии письма, адресованного начальнику Главного управления Генштаба Японии, оказалось настолько плохим, что сотрудники ГУГБ не смогли сделать перевод. Тогда новый замначальника 3-го отдела ГУГБ Александр Минаев (под началом Миронова он работал в Экономическом отделе) отправил начальника 7-го отделения 3-го отдела Михаила Соколова в Лефортовскую тюрьму с поручением показать текст Роману Киму. Роман Николаевич опознал почерк помощника военного атташе Японии в Польше Арао — прежде ему приходилось читать написанные им документы. Ким сумел расшифровать текст: «Об установлении связи с видным советским деятелем. 12 апреля 1937 года. Военный атташе в Польше Савада Сигеру. По вопросу, указанному в заголовке, удалось установить связь с тайным посланцем маршала Красной армии Тухачевского. Суть беседы заключалась в том, чтобы обсудить (2 иероглифа и один знак непонятны) относительно известного Вам тайного посланца от Красной армии № 304».

Четверть века спустя Соколов рассказал комиссии Президиума ЦК КПСС, пересматривавшей дела военачальников, расстрелянных в 1937 году: «этот документ Киму удалось расшифровать после двух-трех визитов к нему. Ким был крайне возбужден, когда сообщил, что в документе маршал Тухачевский упоминается как иностранный разведчик». Сам Роман Николаевич подтвердил, что в апреле 1937-го Соколов, сославшись на приказание наркома Ежова, поручил ему перевод японского документа. Выполнив работу, он написал еще и заключение: письмо Сигеру — дезинформация с провокационной целью. Столь важное сообщение, пояснил Ким, японцы постарались бы передать шифром или с дипкурьером. Если оно было отправлено обычным способом — значит, японская разведка имела цель «довести до сведения русских» содержание документа. Комиссия ЦК не обнаружила в архивах такого заключения. Соколов в своем объяснении повторил аргументы Кима как собственные выводы по прошествии лет, посетовав, что чекисты «тогда глубоко заблуждались».[27]

Роман Николаевич умолчал лишь о факте, на который опирался, заявляя о провокации. Именно он в 1932 году переводил шифрограмму японского атташе, предупреждавшего Генштаб о вероятной перлюстрации секретной дипломатической почты[28].

Предупреждения подследственного контрразведчика наверху проигнорировали. Японский документ прекрасно ложился в канву дела, которое «ежовцы» с одобрения Сталина готовили на маршала Михаила Тухачевского, первого заместителя наркома обороны СССР. Ведь японцы еще в 1934 году задумали «наметить наиболее влиятельную группу политических врагов [Сталина] и установить с ней контакт». 10 мая 1937 года Тухачевского назначили командующим войсками Приволжского военного округа — по негласной традиции высокопоставленного подозреваемого сначала понижали в должности. 22 мая маршала арестовали. Вслед за ним взяли пятерых высших военачальников — командармов и комкоров (два комкора уже были под следствием). Всех обвинили в подготовке военного переворота, шпионаже и ослаблении военной мощи СССР в пользу Германии. Все признали себя виновными. На одном из допросов Тухачевский сознался, что получил от Троцкого установку «снабжать данными» не только германский Генеральный штаб, но и «работающий с ним рука об руку» японский Генштаб.

9 июня прокурор СССР Вышинский подписал обвинительное заключение: «В апреле — мае 1937 года органами НКВД был раскрыт и ликвидирован военно-троцкистский заговор, направленный на свержение советского правительства в целях восстановления в СССР власти помещиков и капиталистов и отрыва от СССР части территории в пользу Германии и Японии…» Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР 11 июня объявило приговор участникам «заговора маршала» — расстрел.

Чекистов, обнаруживших письмо Сигеру, наградили знаками «Почетный работник ВЧК — ПТУ». А Романа Кима после выполненного поручения разоблачили как японского шпиона. Принадлежавшие ему знак «Почетный работник ВЧК — ГПУ» и орден Красной Звезды были сданы в финансовый отдел ГУГБ и оценены в квитанции о приеме по весу: 51 грамм серебра — 6 рублей 63 копейки.

* * *

Киму обещали: если он расшифрует японский документ, то это благоприятно отразится на его судьбе. 19 апреля Верховин написал рапорт на имя заместителя начальника 3-го отдела ГУГБ Давыдова: «При попытке выяснения того, как был оформлен арест Ким Р.Н., я установил, что он посажен на основании ордера, полученного в изъятие от всех существующих на сей счет правил и положений… Прошу указания, каким образом следует сейчас оформить арест».