Я ни разу не летала на самолетах, но всегда наивно думала, что это круто! Однако то, что происходило сейчас, неожиданно привело меня в сильную панику…

— Арина! — вдруг прорезался через шум четкий баритон, и я поняла, что сижу с закрытыми глазами. Варавва оторвал свое важное внимание от работы и смотрел на меня исподлобья. — Считай от ста до одного. Вслух.

— Что?.. — выдохнула я недоуменно, будто вмиг разучилась понимать смысл слов.

Он чуть поджал губы и членораздельно велел:

— Сделай глубокий вдох.

Я открыла рот и прерывисто хватанула кислорода.

— Я… никогда не летала!.. — призналась так горячо, словно это могло помочь мне избежать полета.

А в этот момент я была совсем не против выпрыгнуть из этого монстра прямо на ходу!

— Когда-нибудь ведь нужно начинать? — будничным тоном заметил Марк Алексеевич. Затем строго повторил: — Считай от ста до одного. В голос, Арина. Сто. Девяносто девять…

— Сто… Девяносто девять, девяносто восемь… Мамочки!..

Я вновь это сделала! Просто не смогла удержаться — оторвала голову от спинки и глянула в иллюминатор.

Бешеная скорость и, кажется, мы начали отрываться от земли.

— Арина, черт бы тебя побрал, слушай меня! — раздраженно бросил Варавва. — Дыши и считай!

— Девяносто девять, — выдавила я, с силой зажмурилась и до онемения впилась пальцами в подлокотники. — Девяносто восемь…

С моих губ слетел испуганный стон — самолет затрясло, и тело вдавилось в сидение.

— Я не могу! Не могу!.. Я хочу выйти!

— Это тебе не такси — здесь нет остановки по требованию.

Я не понимала сарказм, долетевший до меня. Я не понимала, откуда идет заливистый детский смех. Я была в ужасе! О нет, не из-за полета — из-за неуправляемого состояния, захватившего меня в прочные тиски с ног до головы. Стало так дурно, что перед глазами начало темнеть, кожа покрылась испариной, а легкие разучились работать!

— Аина, смотли!.. — послышалось, будто под водой, а я не могла не то, что головы повернуть, даже звук выдавить.

Меня жестоко парализовывало — клетка за клеткой, мышца за мышцой и невозможно было хоть как-то остановить этот процесс!

Внезапно чьи-то хваткие пальцы пробрались под мою голову, заставляя оторвать затылок от мягкой обивки, а затем… Жесткие теплые, губы уверенно накрыли мои — приоткрытые, и горячий язык бесцеремонно протолкнулся в мой рот.

Это порочное вторжение длилось всего секунды, но меня словно выбросило в космос, унесло на волне, выдернуло из лап неуправляемого состояния, во что-то совершенно иное и осознанное! Все напряжение в теле резко сошло на — нет, а в голове произошла оперативная перезагрузка.

Когда я широко распахнула глаза, лицо Вараввы было прямо передо мной, до невозможности близко, и его рука по-прежнему держала меня за шею сзади.

— Самое страшное позади, — объявил он каким-то посаженным голосом.

Скользнул хмурым взглядом по моим губам, где я остро ощущала мужской вкус и только тогда не спеша отстранился.

Под моим ошеломленным взглядом Варавва вернулся в свое кресло и занял в нем небрежную позу. Он выглядел таким бесстрастным, словно всего мгновение назад ничего из ряда вон выходящего вовсе не происходило!

Осторожно выдохнув, я покосилась на малышку, что увлеченно расчесывала гриву голубой лошадки и даже не догадывалась о масштабах сумбура, в эту саму минуту разворачивающегося в душе её няни.

Боже… Он ведь только что поцеловал меня!

Щеки горели так, что на них можно было спокойно жарить яичницу! Мучительная неловкость сковала все тело, заставляя сильнее вжаться в кресло, особенно когда я встретилась взглядом с тем, кто послужил тому причиной.

— Это б-было не обязательно… — пробормотала я, нервно оттянув манжеты блузки.

Варавва лишь едва уловимо приподнял брови, но я мгновенно расшифровала его коварный вопрос: «Действительно?». Вслух же он ничего не произнес. Словно в одну секунду потеряв ко мне всякий интерес, спокойно взял планшет и вернулся к работе.

Стыдливо опустив глаза, я невольно вспомнила о том, что происходило со мной несколькими минутами ранее… Да он не без причины посчитал нужным вмешаться, предпринять какие-то действия, чтобы вывести меня из этого состояния, но… Не целовать же? Умом я понимала — это не что иное, как шоковая терапия от мастера психологии, но, черт возьми! Нутро подсказывало, что рядом с этим дьяволом, я теперь всегда буду вспоминать тот момент, когда его язык развел мои губы.

Несмотря на то, что Марк Алексеевич уже не обращал на меня никакого внимания, я сидела тише воды ниже травы все четыре часа полета, то и дело, заливаясь краской с головы до пят. И Вика как специально опять уснула…

Но самое страшное действительно оказалось позади. Вообще все осталось позади — теперь меня уже не тревожила ни турбулентность, ни сумасшедшая высота под ногами, и даже легкая тряска во время приземления не тронула мою нервную систему.

Однако все изменилось, когда мы сошли по трапу вниз и ступили на асфальт Парижского аэродрома.

Мои глаза тут же принялись жадно бегать из стороны в сторону, осматривая каждую деталь вокруг, даже небо! В голове не укладывалось, что в одночасье я оказалась на земле, о которой мечтают миллионы!

Здесь все было таким другим… В том числе погода. После холодов родной столицы, местное тепло казалось просто раем!

У аэропорта нас встретил вместительный солидный автомобиль, и я едва не упала, усаживаясь в любезно распахнутую водителем дверь, потому что ни на секунду не могла перестать глазеть по сторонам. Наверное, со стороны я напоминала рассеянного ребенка, впервые очутившегося в парке развлечений, судя по редкому, но многозначительному вниманию моего начальника. Даже Викки казалась собранней на фоне меня! Пока автомобиль плавно нес нас по улицам Парижа, она деловито рассказывала мне, что у нее сегодня день рождения, и что дядя Марк приготовил ей сюрприз. Я же была не в силах оторвать нос от окна. И в эти мгновения жалела, как никогда, что запрет на гаджеты распространялся на и поездки. Ведь ни одного самого маленького фото не останется на память…

Архитектура отеля, возле которого машина замедлила ход, больше напоминала самый настоящий дворец: с колоннами, лепниной, остроконечными башнями и ослепительными витражными окнами, тянущимися вдоль стен в причудливых узорах. В довершении всего — швейцар в белых перчатках у входа, с безупречной выправкой распахнувший перед нами дверь.

Я совершенно не понимала речь, звучащую со всех сторон — мой словарный запас был весьма скуден: бонжур, мадам, мадмуазель, сильву пле, орэвуар — вот, пожалуй, и все, что всплывало в памяти… Зато французский прекрасно понимал Варавва. В эту самую минуту, он впечатляюще умело вел разговор с каким-то обходительным мужчиной в строгом костюме, что вышел нам навстречу, едва мы показались в роскошном холле.