Мелкие морщинки в уголках смеющихся глаз Робин заставили сердце Эйдона сжаться. Его переполняла любовь и нежность к женщине, стоявшей всего в шаге от него.

— Я тоже люблю тебя.

Неожиданно Эйдон опустил голову.

Робин растерялась. Неужели она обманулась? Неужели ее любовь не нужна Эйдону? Возможно, он только из спортивного интереса ухаживал за преподавательницей. Браво! Теперь ему есть чем похвастать перед сокурсниками!.. Робин готова была разрыдаться и убежать куда глаза глядят.

— Ты впервые это сказала, — наконец произнес Эйдон охрипшим то ли от промозглого осеннего воздуха, то ли от волнения голосом.

У Робин отлегло от сердца. Эйдон любит ее! Любит! Ее! Она обвила его шею руками, буквально повиснув на Эйдоне.

— Я люблю тебя, люблю, люблю… — быстро зашептала, словно магическое заклинание или заговор, Робин. — Хочу быть твоей до конца.

— Ты уверена?

Робин кивнула. Осмотревшись, она указала рукой на стоявший в отдалении амбар.

— Как насчет того, чтобы немного передохнуть под крышей?

Эйдона не надо было долго упрашивать. Подхватив Робин на руки, он быстрым шагом направился к амбару с бочками бродившего вина.

Робин засмеялась от счастья и какого-то детского страха. Впервые в жизни ее радовала потеря твердой опоры под ногами. Руки Эйдона в конце концов не худшая альтернатива!

В амбаре было тепло. Пахло прелой травой и забродившим виноградом. В полумраке едва различались силуэты огромных деревянных бочек и лестниц.

— Я никогда не видела такого. — Сейчас глаза Робин блестели не меньше, чем у ее дочери, нашедшей в саду яблоко.

Детская радость, непосредственность, способность приходить в восторг от обычных вещей — именно это и привлекло Эйдона в Робин.

Он осторожно, словно опасался причинить боль любимой женщине, провел пальцем по ее щеке. Сердце Робин глухо забилось. Казалось, удары замедлились, зато теперь каждое сокращение сердечной мышцы было словно удар тяжелого молота. Раз — два… Вот-вот от крошечного кусочка железа на наковальне не останется и следа. Глаза Робин потемнели и стали похожи на расплавленный свинец. Ей было трудно дышать. Медленно, не отводя взгляда от ее лица, Эйдон наклонился. Осторожно положил руку на ее живот. Его ладонь с расставленными пальцами уверенно поползла вверх, накрыв грудь Робин. Через кружевную ткань бюстгальтера Эйдон без труда нащупал затвердевший сосок и слегка поиграл с ним кончиками пальцев. Робин сладко застонала и закрыла глаза.

Учащенно задышав, она выгнула спину, как кошка, которую ласково погладили по шерстке. Прикосновение Эйдона было таким чувственным, таким неподдельно естественным, эротичным, что Робин едва сдержала громкий крик наслаждения.

С легким стоном наклонив голову, Эйдон впился в ее рот в безумном, горячем поцелуе. Одной рукой он придерживал ее за шею, а другой начал стягивать свитер. Робин пришла ему на помощь, быстро стянув шерстяной свитер — единственную теплую вещь, взятую с собой, — через голову. Наступил черед бюстгальтера. Эйдон снял одну бретельку с плеча Робин, обнажив правую грудь. Оторвавшись от ее губ, он жадно присосался к восхитительному холмику, белевшему на фоне загорелой кожи. Желание переполняло обоих любовников. Их движения стали еще торопливее и нетерпеливее. Эйдон почти сорвал с себя одежду. Робин избавилась от джинсов. Абсолютно обнаженные, они на секунду замерли в объятиях друг друга.

Робин дрожала в предвкушении долгожданной любовной битвы. Губы Эйдона мучили, терзали ее соски, дрожавшую, ожидавшую большего — много большего! — грудь.

Раздался продолжительный хриплый, животный стон, и в смущении через несколько секунд Робин поняла, что стонала она. Все внутри нее напряглось в ожидании. Запреты пропали. Их унесла окатившая их шумная волна откровенной животной страсти.

— Эйдон, займись со мной любовью… быстрее… я хочу тебя! — задыхаясь, взмолилась Робин.

Эйдон чувствовал, что Робин раскалена. Не говоря ни слова, он вытянул ее руки на теплых досках и навалился на Робин всем телом. Робин, трепеща от того, что ждет ее впереди, чувствовала, как ее дрожащие бедра касаются твердых мускулистых ног Эйдона. Робин окончательно потеряла способность контролировать свои действия. Со всей безудержностью, на которую была способна, она отдалась страсти.

Первый день фестиваля вина урожая нынешнего года начался с традиционного театрализованного представления. Своеобразное костюмированное действо, в котором мог принять участие любой житель или гость городка Божо, повествовало об истории виноделия региона Божоле.

Робин и Элис, открыв рты, следили за действием. Десятый век. Под воздействием Пьера Эга сеньоры Божо строят свой замок. Их девиз в то время: «Каждому пришедшему — успех!». Движимые стремлением к могуществу, через пять столетий они расширили свои владения. Однако вскоре Божоле потеряло независимость. Шествие завершилось у внушительной романской церкви. Здесь же, на площади, разместились торговые ряды. Бесчисленные торговцы сырами, сластями и хрустящими круассанами на разные голоса заманивали прохожих к своим лоткам.

А чуть дальше разместились большие деревянные бочки, и каждый желающий мог наполнить стакан молодым красным вином.

Эйдон наполнил сразу два бокала и протянул один Робин.

— Попробуй. Первые впечатления — самые ценные. Обоняние и чувствительность языка притупляются после второго бокала.

Робин сделала первый, немного робкий глоток.

— Ну как? — Эйдону не терпелось услышать ее мнение.

Лицо Робин стало серьезным. Она снова почувствовала себя студенткой университета, сдававшей экзамен самому строгому профессору.

— С кислинкой, вкусное. — Заметив разочарование Эйдона, Робин поспешно добавила: — Язык немного щиплет. Терпкое. В общем, пить можно…

— Игривое, правда? — с надеждой спросил Эйдон. Он намеренно налил Робин вино именно с виноградников своего отца.

Она кивнула.

— Ага. Именно от такого люди теряют голову.

— Свою я уже давно потерял, — с лукавой улыбкой произнес Эйдон, поцеловав Робин.

Элис, которая стояла между матерью и Эйдоном и с увлечением жевала круассан, задрала голову.

Робин было неловко целоваться с мужчиной на глазах у собственной дочери. Она отошла на шаг и наступила кому-то на ногу. Быстро обернувшись с привычными извинениями, Робин не поверила своим глазам.

— Миранда? — с сомнением спросила она, вперившись немигающим взглядом в дородную женщину примерно одних с ней лет.

Женщина вздрогнула, услышав свое имя, и присмотрелась к побеспокоившей ее даме.

— Боже, Робин! Неужели это ты?

Не дав Робин ничего ответить, Миранда бросилась ей на шею.

— Сколько лет, сколько зим!