– Ты-то уж точно. Но меня волновало, что Софи могла быть напугана сценой на площади, поэтому…

Джек не затаил на меня обиду, хотя мог бы. Несмотря на нашу прошлую ссору, он не испытывал гнева.

– Все нормально, Джек.

Я подтолкнула стул к очагу, тростниковое сиденье заскрипело.

– Спасибо, что зашел, – покрывшись румянцем, добавила я.

– Схожу наберу воды, – сказал Кристос, схватив наш пятнистый керамический кувшин.

Он был уже у двери, прежде чем я успела что-то сказать. Мы с Джеком остались сидеть и смотреть на угли очага. Я прокрутила в голове свои мысли, словно рулоны тканей на полках. Что следовало сказать? Что-нибудь вежливое, но не поощряющее его к романтическим намекам.

– В этом году рано похолодало.

Вот и все, что мне удалось придумать.

– Хм, верно. Короткая осень.

Он отвернулся к огню. Возможно, ему нравилось молчание. Я успела привыкнуть к дружелюбному безмолвию, когда он вдруг прочистил горло. Джек заговорил, осекся, а потом выпалил:

– Тебя волнует, что будут думать люди?

– О чем ты?

– Я говорю обо всем. Ты не помогаешь Лиге, не хочешь выходить за меня замуж. Тебя не беспокоит это?

– Люди и так считают меня… не такой, как все. Я другая.

Это было правдой. Чародейка, владевшая ателье. Простолюдинка, которая связала свою судьбу с благородными людьми. Пеллианка по рождению, живущая, как галатианка.

– У меня… Я не сплетничаю, но люди разное говорят.

– Разное?

Он переместился ближе к огню.

– Что ты больше заинтересована в дворянах, чем в своих соседях.

– Знать оплачивает мои счета, – ответила я. – А мои соседи – нет.

Мой голос был более спокойным и холодным, чем я того хотела.

Кристос закрыл за собой дверь. В его руке был кувшин с водой.

– Там так холодно, что я едва не околел, пробегая расстояние между колодцем и домом.

Он засмеялся. Затем, увидев лицо Джека и мою предательскую бледность, брат кашлянул и сменил тему.

– Джек, тебе удалось привести на демонстрацию много крестьян.

– На самом деле фокус-то небольшой. Они потеряли работу. На полях остались только люди, нанятые для озимых. Ты был прав. Это правильное время.

Я взяла у Кристоса кувшин и рассеянно осмотрела керамическую ручку. Она хранила холод зимнего вечера и морозила мои пальцы. Правильное время? Для чего? Тон Джека намекал, что планы Лиги предполагают более сложную схему, чем встреча нескольких дюжин демонстрантов или напечатанные памфлеты.

– Конечно, прав, – с усмешкой сказал Кристос. – Нам дали хороший совет. Профессор Венко говорит, что то же самое будет и у рабочих. На них тоже влияет упадок промышленности в этом сезоне.

– Жуткий и странный тип, – ответил Джек. – Он уже однажды направил нас не в ту сторону.

Кристос кивнул головой.

– Но он понимает политику. Профессор хочет создать революцию, а не просто свободную организацию. Мы должны пользоваться любым преимуществом, показывая знати, что им лучше пойти на переговоры.

Это военные термины, осознала я, устанавливая котелок на плите. Крышка громко гремела под моими дрожавшими руками.

– Ладно, мне пора идти, – наконец сказал Джек.

Кристос встал, чтобы проводить друга, но я движением руки остановила его.

– Джек, – сказала я, когда мы вышли наружу. – Извини меня. Я действительно такая, как есть. Ты не будешь счастлив со мной.

Он печально кивнул. Я хотела бы как-то уменьшить боль, сквозившую на его лице, но просто позволила ему пожелать мне спокойной ночи.

Вернувшись в дом, я села на свой стул, наблюдая, как жар исходит из углей в нашей маленькой плите.

– Знаешь, мне не стоит винить тебя за это. – Кристос устроился рядом со мной. – Я понимаю, что ты не хочешь выходить замуж за Джека и присматривать за ордой похожих на него маленьких уличных бродяжек. – Он уныло улыбнулся. – Хотя это лишь частности. Если уж я не всегда понимаю тебя, то бедняга Джек Пэрри никогда и ни в чем не поймет.

Я подняла красный колпак Кристоса. На краю были вышиты его инициалы.

– Ты понял, что его нужно надеть. Поэтому не получил ту пулю. Логично?

– Мне нужно быть более осторожным. – На его лицо вернулась насмешливая ухмылка. – А ты могла бы сделать побольше этих колпачков. Они хорошо работают.

Я похлопала его по руке, а потом достала из шкафа красную шерсть, чтобы сделать этой ночью еще одну дюжину шапок.

Неделя, последовавшая за демонстрацией Кристоса, оказалась очень трудной. Наше ателье работало над завершением заказов и созданием новых моделей, решая некоторые, если не все, мои тревоги о трудной зиме. Через неделю наброски для платья леди Сноумонт были готовы, и я покинула магазин пораньше, чтобы встретиться с ней, немного беспокоясь о том, насколько правильно Алиса пришьет рукава к бальному платью.

– Леди Сноумонт беседует с подругами, – сказала мисс Вочант, открыв дверь в ответ на мой звонок.

Ее накрахмаленная шапочка подходила ритмичному голосу.

– Ступайте в салон. Она встретится с вами через несколько минут.

Я улыбнулась и передала ей плащ и перчатки. Однако мое веселье являлось показным. Несмотря на то что я теперь была знакома с красивым салоном леди Сноумонт, меня по-прежнему одолевала тревога от необходимости находиться здесь. Моя одежда соответствовала платьям других леди, но я чувствовала себя мошенницей, притворявшейся гостьей, – тогда как на самом деле меня позвали сюда для работы. Какой странный контраст – лишь несколько дней назад я сопровождала на площади большую группу протестующих, а сегодня была окружена элитой Галатии.

Я задержалась на краю зала, наблюдая, как темноволосая женщина перебирает струны арфы. Бледно-зеленые взволнованные глаза музыкантши намеренно смотрели на струны, словно она видела там написанные ноты, и ее руки двигались быстрее, чем создавалась мелодия. Я пыталась понять эту милую череду звуков, но не могла.

– Маргарита просто чудо.

Я едва не подпрыгнула. Рядом со мной стояла Ниа – одна из женщин, с которыми я говорила в прошлый раз. В своих модных узконосых туфлях она ходила мягко и тихо.

– Ее музыка прекрасна, – согласилась я, не зная, что еще сказать.

– Прекрасна, и да, это ее музыка. – Ниа улыбнулась. – Она композитор, а не просто арфистка. Эту пьесу она написала сама.

Я уставилась на арфистку. Должна признаться, я испытывала небольшое превосходство перед многими собиравшимися здесь богатыми женщинами, предполагая, что они, возможно, имели талант в своих сферах, но сами не были художницами, несмотря на культурную направленность салона Виолы. Что я считалась здесь особенной персоной – и даже среди знати мне не было ровни, за таким редким исключением, как сама Виола.