– Да.

– Если ты пробудешь здесь подольше, то поймешь, что значит эта пословица.

– Но где она? Где Рэйчел?

– Она уехала. Счастливица.

– Ее мать думает, что она мертва.

– Ее мать… – Его акцент усиливается, и он поправляет себя. – Ее мать меняет свое мнение в зависимости от ситуации и того, что ей выгодно в данный момент.

– Рэйчел здесь нравилось. – Кажется, он удивлен, что я так много знаю о тебе. – Но, несмотря на это, в своем подкасте она говорила о том, что надо иметь набор «УПС».

– УПС?

– Убийство, Пропажа, Сговор. Когда это произносишь вслух, звучит глупо, – добавляю я в ответ на его недоуменный взгляд. – На самом деле это информация о человеке, которую тот доверяет близкому другу. Информация, которая может помочь найти человека, если тот исчезнет. Это может быть все что угодно: медицинские карты, имена близких друзей, сфера деятельности, образование – в общем, все, что в дальнейшем…

– Ничего такого я никогда не слышал.

– Был ли у нее близкий друг? Был ли кто-нибудь, кому она доверяла?

Его, кажется, раздражают мои вопросы, и я не могу не думать, что подобное поведение – ключ к разгадке. Почему он не хочет тебя искать? Почему он не беспокоится о тебе? В нем чувствуется горечь человека, который разучился беспокоиться о ком-либо.

– У Рэйчел? Ха. Для нее было особым удовольствием не доверять никому.

– Но какие-то зацепки должны были остаться.

Он смотрит на меня, как на ребенка – или, точнее, как на взрослого, который ведет себя как ребенок:

– Никаких зацепок не осталось, потому что ничего не произошло. Коротко и ясно.

– Значит, ты считаешь, что она просто уехала. Вот так взяла и уехала без объяснения причин?

– Ты не знала Рэйчел.

– Нет, знала. – Я хочу сказать, что я знала тебя лучше, чем он. Я знала, что у тебя на душе. Я знала настоящую тебя, тайны, в которых ты признавалась посреди ночи в моей спальне. Секреты, которые ты шептала мне на ухо.

– Ты делаешь из мухи слона. Ее родители сумасшедшие. Они свели ее с ума. Она уехала. И не хочет, чтобы ее нашли.

– А что насчет полиции? Что они думают?

– Полиция? – выплевывает он это слово как ругательство.

– Ты не заявил в полицию? О том, что она исчезла ни с того ни с сего?

– Она не растворилась в воздухе; она уехала. Черт возьми, я готов был ей аплодировать. Мне жаль, что я сам до этого не додумался.

– Нам нужно поговорить с полицией.

– Нам?

– Разве ты не хочешь помочь? Разве ты не хочешь ее найти? – Он ничего не говорит, а у меня закипает все внутри. Его равнодушие, всеобщее безразличие. Мир вращается, на людей нападают, их убивают, похищают и пытают, а все просто отводят глаза. Ты исчезла, а окружающие продолжают жить так, будто тебя здесь никогда не было. – В этом и заключается проблема, именно об этом она всегда говорила. Происходят ужасные вещи, но люди продолжают жить своей жизнью, не хотят ни во что вмешиваться, не хотят никому помогать. Это причина существования зла!

Он останавливается, как вкопанный, но глаза его горят:

– Если бы я видел, что у Рэйчел проблемы, я бы что-нибудь сделал.

– Но это не всегда можно увидеть! Не всегда видно, что кому-то нужна помощь.

– Ты в беде. Я это вижу довольно ясно. – Он смотрит мне в глаза одну-две секунды, а затем идет по тропе.

Тем же вечером я стою у гаража Джеда. Я чувствую себя виноватой, как будто мы уже о чем-то договорились, а сейчас из вредности я нарушаю наши договоренности. Но я ничего не нарушала, я просто никому не могу доверять. К тому же я уверена, что Джед знает больше, чем сказал. Он провел с тобой довольно много времени.

Гараж стоит метрах в пятнадцати от его дома. Дверь открыта. Если я буду вести себя тихо, меня не поймают. Я захожу внутрь. Вижу грузовик, мотоцикл, квадроцикл – все большое, черное и блестящее, кроме одинокого розового шлема на стене. Это шлем его жены? Сняв его с гвоздя, я рассматриваю его очень внимательно, но ничего не нахожу. Возвращаю шлем на место.

В задней части гаража гудит серебряный охотничий морозильник. По мере того как я приближаюсь к нему, звук нарастает – резкий, грубый. Мое воображение рисует мне жуткие картины: твое тело, свернувшееся в серебряной коробке, как ребенок, играющий в прятки.

Я знаю, что ничего приятного там не найду, но проверить надо. «В общей сложности в одном холодильнике нашли семь тел». Что, если ты что-то заподозрила? Что, если ты что-то узнала? Что, если ты имела в виду Джеда?

Я подхожу к серебряному ящику, стараясь не думать, что он похож на гроб. Я зажимаю пальцами ручки с обеих сторон и с силой поднимаю дверцу. Изнутри со свистом вырывается ледяной воздух, обдающий меня по лицу и шее.

Внутри находится не человек, но что-то настолько неожиданное, настолько ошеломительное, что я от неожиданности отпрыгиваю назад. Сейчас должно запахнуть, но этого не происходит, а я превращаюсь в комок нервов.

В серебряном ящике лежит собака, во льду, как застывшая муха в янтаре. Это питбуль, и он смотрит на меня, как будто ждет, когда хозяин его выпустит.

Сердце бьется где-то у меня в горле. Довольно долго я пытаюсь придумать убедительное объяснение. Эта собака наверняка принадлежала Джеду, но почему она здесь? Почему он ее сохранил? Но самое главное, как она умерла?

Всю неделю мне не удается побыть наедине с Джедом, но он везде мне встречается. Работающим на крыше, разъезжающим на своем квадроцикле, идущим к стрельбищу с винтовкой в руках. В нем есть что-то тревожное и хрупкое, и я знаю, что ни в чем не могу на него положиться. Я не могу полагаться ни на кого, кроме тебя.

Я ставлю своей целью попасть в Хеппи-Кэмп; мне нужно посмотреть на ранчо с расстояния, чтобы увидеть перспективу. Меня не устраивает, что люди думают за меня, поэтому мне нужно подумать самой. Я говорю твоей матери, что мне нужны таблетки бенадрила, тампоны и «Рассказ служанки». Она отвечает, что аллергия – это миф, но дает мне коробку макси-прокладок, затем говорит, что у нее есть кое-что получше в качестве чтения, и протягивает мне «Милостивую государыню». Твои родители так гордятся своей самодостаточностью, что твоя мать оскорбляется каждый раз, когда я пытаюсь выдумать то, что она не может предоставить.

Я провожу вечера с Белль Стар, глажу ее, вычищаю репейники и колтуны из ее золотой гривы и хвоста, отучаю ее впадать в истерику при виде седла и уздечки.