Совсем не так, как эта.

Хотя большую часть времени Хью ухитрялся об этом забывать, но он родился и был воспитан джентльменом. Именно воспитание заставило его оторваться от губ этой женщины, как только стало ясно, что она совершенно неопытная. Вероятно, ему следовало подняться с койки и уйти к столу, подальше от прекрасной пленницы, но ему ужасно не хотелось от нее уходить. Он признался себе в этом, когда она открыла глаза и посмотрела на него так, как будто после двухнедельного дождя увидела солнце. Она неопытна – он знал это так же твердо, как свое имя. Знал даже, чего она сейчас хочет.

– Хью… – пробормотала она, прикоснувшись к его локтю.

Это было приглашение, в котором он нуждался. Приглашение, перед которым он не мог устоять.

От первого же прикосновения к ее губам его словно охватило пламя. Она не протестовала, не пыталась отвернуть голову, напротив, с тихим вздохом прильнула к нему. Губы у нее были мягкие и трепещущие, они легко раскрылись ему навстречу. Поцелуй его становился все более страстным, и уже через несколько секунд он забыл обо всем на свете; сердце гулко колотилось, дыхание прерывалось, и бриджи сделались ужасно тесные.

Но она не поцеловала его в ответ, хотя ему очень этого хотелось.

– Обнимите меня за шею, – сказал он, дрожащей рукой убирая волосы с лица.

Одурманенная поцелуем, она посмотрела на него как бы с некоторым удивлением. Потом глаза ее вспыхнули, а из груди вырвался тихий протяжный вздох. Выпростав руки из-под одеяла, она обняла его, и ее прохладные и нежные пальцы коснулись его шеи. Хью тот-час же представил, как эти пальцы гладят его по груди, как впиваются в спину…

Он старался удержаться от любых движений. Упираясь локтем в подушку, он нависал над ней и всматривался в ее лицо. В каюте, освещенной одним лишь фонарем, царил полумрак, а на койке, где они лежали, было больше тени, чем света. И все же он прекрасно видел все черты ее лица – казалось, их освещали глаза, сверкавшие как золото. А полураскрытые губы, влажные от поцелуя, манили и приглашали… Глядя на них, он чувствовал, что вот-вот потеряет над собой контроль.

– Я… я не знаю, чего вы от меня хотите, – прошептала она, опустив ресницы и спрятав свои умопомрачительные глаза. Она казалась очень юной, очень застенчивой, и Хью снова подумал, что если она играет, то такой гениальной игры он еще не видел.

И в глубине души он не верил, что это всего лишь игра.

– Я хочу, чтобы вы поцеловали меня в ответ, – сказал он, пытаясь заглянуть ей в глаза. – Это совсем не трудно. Просто делайте так, как я.

Он снова поцеловал ее – на сей раз очень нежно, давая ей время привыкнуть к ощущению его губ. Потом поцелуй стал более настойчивым, и она наконец-то нерешительно ответила… И Хью тотчас же ощутил, как по телу его пробежала дрожь – он изнемогал от желания.

Когда же поцелуй их прервался, Клер тихонько замокала и сдавила его шею руками.

– Я не знала… что можно… так целоваться, – прошептала она.

Ее слова теплым дыханием коснулись его губ, и Хью, подняв голову, заглянул ей в глаза. «Может, чувства не обманывают меня, может, она действительно так доверчива и наивна? – спрашивал он себя. – Или все это паутина лжи, какой не бывало на свете с тех юр, как осаждавшие Трою оставили свой дар и сделали вид, что ушли от стен города?» Он понимал, что дышит, как бегун на длинные дистанции. И понимал, что уже не способен здраво судить об этой женщине Внезапно она подняла веки, и он увидел глубокие озера расплавленного золота.

– Не знали? – переспросил Хью, понимая, что пропал, что любая попытка спастись обречена на провал. Утонув в этих глазах и в этих губах, он целовал ее еще и еще, целовал, уже не контролируя себя, а она отвечала ему пылко и сладостно. Она все крепче прижимаюсь к нему, и он чувствовал, как ее грудь вздымалась и опускалась на его груди. Между ними уже не было одеяла, только два тонких слоя одежды отделяли плоть от плоти. Он сходил с ума от ощущения твердых сосков, упирающихся ему в грудь. Он желал ее, Господи, как он желал ее! Получить то, что он хотел, было легко, о, как легко…

Но разумно ли это?

Ему удалось взять себя в руки, и он, прервав поцелуй, отстранился от нее. Но она тут же снова к нему прижалась, и кончик ее языка скользнул меж губ. В следующее мгновение Хью понял, что теперь уже окончательно пропал.

Не в силах более сдерживать себя, он перекатился так, что она оказалась распятой под ним. И тотчас же под ребрами кольнуло, но он решил, что не будет обращать внимания на эту боль, потому что теперь его одолевало яростное желание заполучить эту женщину во что бы то ни стало.

Взявшись за ворот ее рубашки, он рванул его вниз, до самой талии. Он собирался взять ее сейчас, немедленно, он чувствовал, что у него уже нет времени для красивых слов… и прочих глупостей – есть только жаркий, первобытный восторг желания. В огне этого желания тело его пылало, и он знал, что сейчас единственное облегчение – погрузиться в мягкую и зовущую теплоту, распластавшуюся под ним.

Хью накрыл ее грудь ладонью, сжав гораздо сильнее, чем намеревался. Сквозь тонкий батист рубашки он чувствовал отвердевшие соски, и это еще больше возбуждало.

И тут лежавшая под ним женщина, та самая, что несколько минут назад так робко его поцеловала, громко застонала и приподнялась, стараясь покрепче к нему прижаться. Теперь уже он окончательно потерял рассудок. Резко приподнявшись, он принялся расстегивать бриджи. Он не мог ждать ни минуты, ни секунды. Он возьмет ее, несмотря ни на что, и ни с чем не будет считаться.

– Нет, пожалуйста, нет. Хью, остановитесь.

Его пальцы расстегивали пуговицы. Колени стояли меж ее ног. Тело ныло. Он дрожал от нетерпения.

– Остановитесь… – выдохнула Клер.

Боже, он не хочет этого слышать! Не хочет слышать! Он уже не владеет собой!

И все же Хью замер, остановился.

Он остановился, потому что она попросила.

И все же не верилось. Неужели она это сказала?

Да, сказала, он не мог ошибиться. Кем бы он ни был, он не тот человек, который берет женщину против ее воли. Черт бы побрал эту женщину! И весь этот мир в придачу!

Но он не возьмет ее силой. Он никогда не принуждал женщин.

Господи, это невыносимо!

– Остановиться? – пробормотал он, когда обрел наконец дар речи.

Казалось, все тело его разрывалось от боли, и особенно болело в паху. Лежать на этой женщине, чувствовать ее наготу, слышать ее дыхание и вдыхать аромат – это было ужасной пыткой.

Но он не мог встать, не мог пошевелиться. Пока.

Хью сделал глубокий вдох. Даже дышать было больно. Боже всемилостивый, такую боль он давно уже не испытывал.

– Пожалуйста, остановитесь, – снова послышался женский голос, и ее слова оказались для него смертельным ударом – ведь он все еще надеялся.