Дождь лил без перерыва день и ночь. Сарай весь пропитался сыростью, и Дрейк никак не мог согреться. Его разбудили звуки потрескивающих в камине поленьев и булькающего котелка – старуха готовила ужин. Он следил за ней не шевелясь. Котелок, по всей видимости, был полон, и она едва не уронила его, перенося с крюка над огнем на чугунную подставку, однако Дрейк не поспешил ей на помощь. Старуха стала накладывать в миску рагу. Опять это треклятое рагу! Она приблизилась к нему с дымящейся миской в узловатых руках.

Твоя еда, сказала она и присовокупила к этому ложку, выудив ее из кармана куртки.

Он перебрался на табурет рядом с кроватью.

Ты выглядишь лучше, сказала она.

Он кивнул, продолжая есть.

А ты? – спросил он чуть позже, готовясь отправить в рот очередную порцию.

Я? – удивилась она.

Да.

Я в порядке.

Что это за место? – спросил Дрейк.

Лодочный сарай.

Какой сарай?

Мой сарай.

А ты кто такая? – спросил он.

Я никто, произнесла она тихо; скорее даже выдохнула, чем произнесла.

Как тебя зовут? – продолжил он.

Она назвала себя.

Что дивное? – не понял он.

Лад. Дивния Лад.

Дрейк отправил в рот полную ложку рагу.

Весьма странное имя, сказал он.

Пожалуй, согласилась она.

Хотя я знал одного парня по имени Банджо.

Он был музыкантом?

Вообще-то, нет.

Это еще более странно, сказала Дивния.

Мне тоже так показалось.

Он продолжил есть, и оба какое-то время молчали.

А меня зовут Фрэнсис Дрейк. Знакомые обычно называют Дрейком.

Подумать только! – сказала Дивния.

Я привык к шуткам на этот счет.

Каким шуткам?

Ну, ведь я не совершал дальних путешествий, и к тому же я боюсь воды.

Не вижу в этом ничего смешного. По-моему, это очень печально, сказала Дивния. Нынче люди разучились придумывать хорошие имена. Свое имя я получила от отца. Он бывал в дальних путешествиях и посещал места, где имена имеют большое значение. И он привез мне имя из-за моря и поместил его в этот медальон вместе с моим зовом.

Она продемонстрировала, вынув из-за пазухи, перламутровую коробочку.

Вот, сказала она. Это медальон моей мамы. Она была русалкой.

Дрейк едва не поперхнулся.

Черт возьми, ну и дела! – подумал он и в тот же миг с необычайной ясностью услышал, как бесится снаружи ветер, барабаня дождевыми каплями по гладкой кровле.

Он поставил пустую миску себе на колени. Движения его были нарочито замедленными, и он избегал смотреть в лицо Дивнии. Потянулся за пачкой сигарет и зажигалкой, прикурил, пустил к потолку струю дыма, все время чувствуя на себе взгляд старухи.

Русалка, вот как? – сказал он наконец.

Да, сказала Дивния. И она была такой красивой, что даже волны останавливали свой бег, чтобы на нее взглянуть.

Дивния поднялась, взяла миску Дрейка и отнесла ее к очагу.

Мне до сих пор не доводилось встречать русалок, заметил Дрейк.

Откуда ты знаешь? Они умеют маскироваться среди людей, сказала Дивния.

А чем они еще занимаются?

Кто?

Русалки.

Как это чем? Разве трудно догадаться? Они плавают.

А еще громко поют и картинно расчесывают волосы?

Думаю, при встрече ты убедишься, что для этого они слишком хорошо воспитаны.

Но ведь именно так написано в книгах, разве нет?

Это всего лишь сплетни.

И про моряков, которых они заманивают на гибельные скалы?

Сплетни, повторила Дивния уже с некоторым раздражением.

Наполнив две кружки смесью рома и подогретого эля, она прошаркала через комнату обратно к кровати.

Держи, сказала она.

Дрейк с благодарностью принял кружку и сделал большой глоток.

Где ты живешь? – спросил он.

В фургоне. Вон там.

Дрейк повернул голову к окну. За ним была черная, как деготь, ночь.

Ты не сможешь увидеть, сказала Дивния. Слишком темно для твоих глаз. У тебя городские глаза.

Дрейк откинулся на подушки. Затянувшись сигаретой, стряхнул пепел в раковину морского гребешка, которую старуха приспособила под пепельницу.

Твоя мать родом из этих мест? – спросил он.

Нет, вовсе нет. Она жила у берегов острова Леди в Южной Каролине. Это в Америке, пояснила она с нажимом. Как-то раз мой отец отправился в бар пропустить стаканчик с приятелями и вдруг увидел ее на соседней улице в окружении толпы мужчин. По его рассказам, он почувствовал себя так, словно эта женщина взглядом пронзила его кожу и по венам вмиг добралась до сердца. Не думаю, что он сильно преувеличивал.

Дивния подняла свою кружку, и очки ее запотели от паров теплого эля.

Там они и жили? – спросил Дрейк.

Нет. Отец привез маму в Лондон, полагая, что в большом городе будет легче затеряться, не привлекая к себе внимания. Они поселились в доме у реки и вели двойную жизнь: наполовину сухопутную, наполовину водную. Но мама не смогла там прижиться, потому что Темза была очень грязной и при частых купаниях это сказалось на ее внешности: люди стали называть ее неряхой. Она сделалась печальной и одинокой, а купалась только по ночам, среди буксиров и барж. Потом у нее воспалились глаза. Должно быть, она слишком часто плакала.

Дивния допила свой эль.

Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

Дрейк кивнул. Докурил сигарету и загасил окурок.

Какой-то ты бледный. И выглядишь уставшим.

Нездоровится, пробормотал Дрейк и растянулся на кровати.

Дивния наклонилась над ним, поправила подушки, накрыла его одеялом до самого подбородка и подоткнула края под ноги. Ей смутно помнилось, что кто-то поступал с ней таким же образом, когда она была маленькой. Затем она начала застегивать свою куртку.

Куда ты собралась? – спросил он.

К себе в фургон.

Не уходи. Побудь со мной, попросил Дрейк.

Двух первых слов достаточно, сказала старуха и села на прежнее место.

Итак? – произнесла она, обращаясь к наступившей тишине.