В зале оказалось не так многолюдно, как можно было предположить, судя по строгости отбора, проводившегося вышибалой. На танцплощадке виднелись лишь отдельные одинокие фигуры, дергавшиеся в конвульсиях, словно полученных от мощных электрических разрядов.

Один из этих силуэтов сразу же привлек мое внимание. Девушка чем-то явно отличалась от всех остальных. На ней было обтягивающее платье из черного шелка, а одну ее руку почти до локтя прикрывала длинная узкая перчатка. В такт танцевальным движениям по плечам и спине перекатывались темные блестящие волосы, похожие на волну кипящей смолы, то набегающую, то отступающую.

Это была Алексия.

Как цепляется лист за дерево,

так и ты, любимая, покрепче схватись за меня.

Нам нужно крепче держаться друг за друга,

чтобы порыв ураганного ветра не разлучил нас.

— Дэвид Боуи —

— А где остальные? — спросил я.

Разумеется, проявленный мною интерес по поводу местонахождения прочих членов компании был абсолютно фальшивым. На самом деле для меня сейчас было важно лишь то, что Алексия оказалась здесь, рядом со мною. Тем не менее между нами было принято всегда говорить о «Retrum» как о чем-то едином и неделимом.

— Подойдут попозже, часа в два наверное, — продолжая танцевать, ответила мне Алексия, — Они в кино пошли.

— В такое время?

— А что такого? Ночной сеанс — для влюбленных и всяких гопников. Эх ты, деревенщина, не знаешь столичных модных трендов!

В другой ситуации я, наверное, обиделся бы на такие слова, но в тот вечер мне было не до того. Два ближайших часа мне не придется делить Алексию ни с кем. Моему восторгу не было предела.

Но я взял себя в руки и попытался поддержать нормальный приятельский разговор:

— На какой фильм они пошли?

— На «Антихриста» Ларса фон Триера. Если тебе так интересно, можешь еще успеть, сеанс начинается через двадцать минут, а до кинотеатра-мультиплекса отсюда рукой подать. Специально из-за меня можешь не оставаться тут. Мне здесь хорошо, я люблю танцевать.

Я промолчал.

«Сестры милосердия» уступили место декадентской балладе Дэвида Боуи «WildistheWind»[12]. Эту композицию я знал по одному из отцовских дисков, всегда воспринимал ее как нечто изрядно затасканное и уже потому неинтересное. Тем не менее то, что произошло в ту ночь, заставило меня навсегда изменить свое мнение.

Алексия приобняла меня за шею и произнесла то волшебное, миллионы раз сказанное слово, от которого я непроизвольно вздрогнул:

— Танцуешь?

— Вообще-то да, с удовольствием, только боюсь, что получается у меня не очень, — промямлил я, сам не заметив, как мои руки легли на ее талию.

— Учти, если наступишь мне на ногу, я буду кричать — улыбаясь, предостерегла меня Алексия.

Некоторое время мы молча кружили по танцполу, слушая давно заученные наизусть слова Боуи, от которых мнев тот момент становилось чуть неловко: «Loveme, loveme, sayyoudo…»

Посмотреть на свою партнершу я не осмеливался, словно чувствовал, что нашим взглядам нельзя встречаться. Иначе я не удержусь и поцелую ее. Этот поступок, вполне понятный и предсказуемый в других ситуациях, мог поставить под угрозу все то, что нас связывало. Один поцелуй положил бы конец нашим не то детским, нето слишком взрослым играм и — что было еще страшнее — поставил бы крест на моих надеждах на то, что чувства к Алексии когда-нибудь станут взаимными.

В тот момент я впервые признался сам себе в том, что влюблен в Алексию. Это случилось, когда я впервые обнял ее, если, конечно, не считать того краткого случайного объятия во время нашей первой прогулки на кладбище.

Не зная, что сказать партнерше, я просто прижался щекой к ее щеке и, кружась с нею под медленную музыку, стал наблюдать за другими танцующими. По правде говоря, было странно видеть романтически обнявшиеся парочки с панковскими хайрами на головах. Впрочем, почти все парни и девчонки, собравшиеся на танцполе, времени даром не теряли. Танцуя, они целовались взасос и весьма недвусмысленно давали волю рукам.

«А не веду ли я себя как полный дурак и тормоз?» — промелькнуло у меня в голове.

— Почему ты молчишь? — прошептала мне Алексия на ухо.

В неверном мертвенном свете дискотечных фонарей я все-таки посмотрел ей в глаза. Алексия казалась каким-то неземным существом. Вот она, моя сумеречная фея! Дожидаясь, что я скажу в ответ, она призывно разомкнула губы.

Мне приходилось сдерживать себя изо всех сил.

— По-моему, сейчас не время для разговоров, — смущенно сказал я.

— Да что ты говоришь? — с притворным невинным удивлением переспросила Алексия. — Что же ты собираешься делать? Я имею в виду, помимо того, что мы будем танцевать?..

Песня Боуи закончилась, но невидимому диджею удалось нагнать в атмосферу нашего разговора еще больше напряжения, когда он буквально в следующую секунду поставил еще более унылую и печальную композицию. Судя по хрупкости голоса, исполняла эту песню совсем молодая девушка-сопрано, причем делала она это практически без музыкального аккомпанемента. Речь в песне, насколько я успел услышать, шла о чем-то вроде грамматики любви.

— Ты не ответил на мой вопрос! — настойчиво повторила Алексия.

Ее глаза, как два маяка, вели меня к моей судьбе — туда, куда я покорно позволял себя увлечь.

Откуда-то из глубин подсознания у меня в памяти всплыли образы первых любовных фантазий, в которых девушки просто не давали мне прохода, а я же, в свою очередь, гордо делал вид, что мне на них наплевать. Как ни странно, эта ложная уверенность в себе дала мне силы для того, чтобы продолжить сей сладостный и мучительный для меня разговор.

Описывая вместе с Алексией очередной медленный круг, я прижал ее к себе чуть сильнее и признался:

— Помимо танцев я хотел бы поцеловать тебя. Можно?

— Кто же спрашивает о таких вещах! — с недовольной улыбкой воскликнула она— Если хочешь — целуй, и точка. Но на свой страх и риск.

С головой погрузившись в древнейшую игру, известную человечеству, я вдруг почувствовал непреодолимое желание зависнуть в этом мгновении, задержать его, насколько возможно.

— А если второму человеку не придется по душе этот поцелуй?

— Я же сказала, что в таком случае тебе придется отвечать за свои необдуманные действия.

— Рискованное дело, — прошептал я и прикоснулся губами к ее щеке.

Алексия не отодвинула голову, что я воспринял как хороший знак. Затем она все так же шепотом сказала:

— Жизнь вообще рискованное дело. Только покойники ничем не рискуют. Сам знаешь — для них уже нет ни угроз, ни опасностей.