Лешка деликатно молчал, чем заставлял еще больше нервничать. Сказал бы что-то не в тему и с подколом, мигом бы переключилась, вернула остроту и немного выдохнула. Но нет, мироздание жестоко. Время шло, собеседники начинали скучать и строить доводы, а я…

– Нравится, – наконец-то ответила без всякого выражения.

– Не ощущаю радости, – ехидно прокомментировал Лешка.

– Мал еще, чтобы ощущать, – неожиданно резко сказала бабуля, и брат примолк. Потом она вернулась ко мне. – Нравится – это хорошо. Мне он тоже понравился. Конечно, сложно судить за несколько дней о человеке, надо бы разобраться. Только если будем сидеть без движения, то ничего не выйдет.

– А какие предложения? – поинтересовалась я.

– Надо ехать в гости, – пожала плечами бабуля. – И смотреть на все на месте. Заключать брак пока не спеши, ибо у них там можно на всякое нарваться.

– Ну нарваться можно везде. Правда, я в любом случае не собираюсь отдавать свои документы, деньги и оставлять дома любимую биту.

– Плакал фисташково-бежевый чехольчик, – пробормотал Лешка.

Я недобро зыркнула на брата и поставила перед ним тарелку, давая понять, что лучше жевать, а не говорить… иначе жевать будет нечем. Он, понимая, что я дважды предупреждать не приучена, быстро взялся за еду.

Однако с бабулей такое прокатить не могло. Поэтому, пронаблюдав картину наших милых отношений, она сделала глоточек кофе и только хмыкнула.

Но тут до меня кое-что дошло – видимо, мозг наконец-то заработал в нормальном режиме.

– А почему ты про брак сказала?

– Так сегодня слышала, как Арне рано-рано просил у твоего отца твоей руки, – невинно ответила она.

Лешка подавился салатом и закашлялся. Пришлось оказать посильную помощь и стукнуть его по спине. Кажется, перестаралась, потому что его очки чуть не слетели на стол.

Сказанное не сразу уложилось в голове. Пока Лешка все воспринял и осознал глубину беды, я еще пребывала в блаженном непонимании. То есть со слухом все нормально, прекрасно понимаю и все такое, но организм, дабы защитить свою хозяйку от потрясений и нервных срывов, словно выставил стеклянную стену, о которую со звоном ударялись разные невероятные новости.

Поэтому, некоторое время помолчав, я сделала глубокий вдох и сообщила:

– Мне надо подышать. Буду, когда вернусь.

С этими словами я вышла из дома. Потом отвязала Бонапарта, нацепила ошейник с поводком.

– Малыш, мы идем гулять.

«Малыш» малость обалдел от такого обращения, но, заметив мое состояние, покорно потрусил рядом.

Некоторое время мы шли и даже никого не встретили. Потом стали появляться соседи, машущие рукой и умильно поглядывающие на Боню. Бонапарт может быть милым, если того хочет. Это очень сильно помогает ему проникнуть в душу нового знакомого, получить лакомство и внести посильный вклад в дело всепланетного обожания сенбернаров.

Солнышко пригревало, уже сейчас было ясно, что день будет жарким. Даже дующий с реки ветерок, доносящий запах воды и травы, не сможет уберечь от зноя.

Может, и правда стоит съездить в гости? Гости – это не женитьба. Посмотрю, приценюсь. Не понравится – мой любимый токарный станок у меня никто не отбирает. Тьфу, то есть спокойно смогу вернуться, забыть красавца и заняться делом. К тому же у нас отпуск через полтора месяца.

И тут же мелькнула неожиданная мысль: не забуду. В груди словно расплескалось что-то горячее и горькое. Будто только мысль о том, что Арне может уехать и не вернуться, причиняла невыносимую боль. Это было чем-то новым… и непонятным.

Сердце почему-то забилось чаще. К щекам прилил жар. Да что ж это такое? Заболела чем?

Бонапарт сочувственно на меня посмотрел, а потом тем же печально-возвышенным взором указал на магазин через дорогу. Мол, а там есть чудные сырные булочки… И если вы, о хозяйка, любезно согласитесь туда зайти и купить бедному песе одну из них, то вас ждут всяческие прекрасности не только в раю после смерти, но и в жизни земной. Если проще: don’t make stradashki – make jrat’.

И в его собачьей логике есть нечто разумное, согласитесь. Конечно, можно возмутиться, что в нашем доме так часто думают о еде, но о чем еще думать проглотам?

Поэтому пришлось удовлетворить собачье желание, купить парочку вкусняшек и сесть на скамейку. Ни одной умной мысли в голову почему-то не приходило. Еще и ночь… Если мне такие сны снятся, что наутро не разобрать, правда или всего лишь сладкие грезы, то надо что-то делать. А то так дойдет, что я бедного Арне зажму где-то в темном углу у теплой стенки и как…

Я посмотрела на серебряный браслет, обвивающий мое запястье. Вообще-то браслеты я не слишком люблю, больше серьги и кулоны. Ибо руками вечно работаю, непременно куда-то влезешь и испортишь украшение. Но тут пришлось по душе. Я его даже не снимала. Сначала из уважения к гостю, а потом как-то само… Браслет практически не ощущался, ни капли не мешал, что бы я ни делала. Да и приятно видеть в глазах Арне радость от того, что угодил подарком.

Это странно. Мне вообще хотелось, чтобы он чаще улыбался. Интересно, это у нас что? Влюбленность или просто гормоны устроили ай-нанэ в крови? Сложно. Надо разбираться.

Вдалеке, спускаясь по дороге, показалась наша машина. Сразу появилась трусливая мысль спрятаться за каким-нибудь столбом, ведь вряд ли меня не заметят в моей малиновой майке и с сенбернаром под мышкой, но потом разум взял верх. Поэтому я гордо осталась на скамейке, а Бонапарт только покосился на меня, будто чувствуя, что сейчас будет что-то интересное.

Машина остановилась неподалеку от нас. Я уже решила, что нам скажут садиться, однако Арне вышел из нее, а папа бессовестно поехал дальше. Пока я искренне возмущалась подобному поведению, Арне оказался возле меня.

– Далеко вы забрели, – сказал он и мягко улыбнулся.

– Пешие прогулки полезны для здоровья, – честно ответила я. – Да и Боне надо разминаться, иначе мы рискуем быть загнанными в угол очень резвым сенбернаром.

– Он хороший, – рассмеялся Арне, и пес явно остался доволен похвалой, но потом посмотрел на меня, словно намекая, что неплохо бы дать ему вторую булочку.

– Полина, – вдруг начал Арне, и что-то в его тоне мне показалось настораживающим.

Я медленно подняла глаза и встретилась с его взглядом, таким янтарным, неповторимым, невозможным. Он коснулся моей руки, мягко сжал, по венам пронесся живой огонь, не давая сделать и вдоха, не то что отвести глаза.

На безымянный палец что-то скользнуло. Из груди вырвался судорожный выдох. Нет, этого не может быть. Просто не может быть. Это может происходить с другими девушками, но не со мной.

Арне коснулся моей щеки, а потом тихо, но уверенно и спокойно спросил:

– Ты выйдешь за меня замуж?

Норге, г. Кристианнсанд