И я замолчала и обмякла в его руках.

– Я говорил вам, что беспокоюсь о вас, говорил о плохих предчувствиях. Что-то нехорошее грядет, я ощущаю это, меня не обманывает мой нюх – сколько раз я в этом уже убеждался! Дочь моя, вы так молоды, так мало еще знаете жизнь, а я пожил на свете и видывал всякое. Лучше уж я запятнаю себя ношением шутовского костюма, провинюсь один раз перед Господом, чем провинюсь вдвойне и допущу, чтобы с вами что-то случилось.

Так звучали его привычные речи, и с каждым словом я успокаивалась. Все правильно: отец Реми – не зло, он хочет только добра, с самого начала хотел. Добра, конечно, своеобразного, в его понимании, но вряд ли он желал разыграть меня, или оскорбить, или надменно посмеяться.

– Ладно, – сказала я, чувствуя, как из его рук струится в меня тепло, – ладно, я вам верю.

Он меня обнял.

Я прижалась щекой к белому воротнику, пропитанному его, отца Реми, особенным запахом, оказавшимся таким приятным для меня.

– Милая, милая Маргарита, – тихо сказал святой отец, – как же вы молоды еще, как порывисты. Я вижу, что вам страшно, не бойтесь. Все, чего вы боитесь, минует, оставив о себе только память, а ваше счастье найдет вас. Все эти люди там, в зале, вряд ли способны понять вас, вас, жемчужину, брошенную перед свиньями. Не слушайте их, не смотрите на них, не поддавайтесь их чарам. Подумайте, кого вы любите и чего истинно хотите. Так редко среди людей встречается столь светлая душа, как ваша. Не натворите глупостей, я очень вас прошу.

То, что этот по-прежнему не слишком знакомый мне человек так хорошо видел меня, приносило страх – но другой, не тот, о котором он говорил. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула запах отца Реми, в голове стало пусто и звонко, ладони взметнулись, прикасаясь к нему, пальцы легли на его грудь, и под ними забилось, застонало сердце.

– Вы, кажется, святой, отец Реми, – пробормотала я.

– Вы просто плохо меня знаете.

Хлопнула дверь, послышались мужские голоса. Мы отпрянули друг от друга, я поспешно схватила маску и протянула ему.

– Наденьте. Вас не должны узнать, иначе будет скандал.

Мужчин было двое, они хохотали, но, заметив нас, притормозили. Отец Реми закрыл лицо маской и повернулся к незваным гостям, остановившимся в паре шагов от нас.

– Господа, вам что-то нужно?

– Вам никто не говорил, что нехорошо уединяться с дамой в такую погоду на балконе, месье? – голос того, кто повыше, звучал весьма нетвердо. Судя по всему, оба были нетрезвы, их маски-домино скрывали лица.

– Шли бы вы мимо, – сказал отец Реми таким голосом, какого я у него ни разу не слышала.

Все в этом голосе было: и аристократическая лень, и нежелание возиться с дерзкими, и сознание собственной силы. Ничего общего с приятным говорком священника из Прованса.

– Не вам указывать, где нам ходить! – сказал второй. – Да вы тут даму мучаете. Не годится так поступать, сударь, не годится!

– Дама не жалуется, – сказала я. Пора было прекращать эту бессмысленную болтовню. – Идемте в зал, Доктор.

– Идемте, Коломбина, – он подал мне руку.

Мужчины посторонились, однако, когда мы с отцом Реми проходили мимо, высокий схватил меня за локоть. Я дернулась, высвобождаясь, а мой Доктор развернулся и взял нахала за горло прежде, чем мы все успели сообразить, что произошло. Локоть освободился как по волшебству.

– Сударь, – вкрадчиво сказал отец Реми, который недавно сообщал моему отцу, что его учили не драться, а убивать, – нехорошо приставать к даме.

– Сударь! – второй, оставшийся на свободе, приставил к горлу священника кинжал. – Не обижайте моего друга.

Так же, как тогда, в переулке, я не поняла, как все произошло. Отец Реми двинулся, клинок звякнул о мраморный пол, а нахал взвыл и прижал к груди вывихнутое запястье. Пальцы священника разжались, он отпустил того, которого держал за горло, и отступил.

– Надеюсь, наши разногласия улажены, господа?

– Вовсе нет! – высокий содрал с руки печатку и швырнул в лицо отцу Реми. Перчатка стукнулась о нос Доктора и свалилась священнику под ноги. – Завтра мы сможем разрешить наши противоречия в более подобающей обстановке.

– О Боже, – устало сказал отец Реми. – Вы хотя бы понимаете, из-за чего собираетесь драться?

– Господа, – сказала я, – перестаньте. – Но меня не слушали.

– Вы нас оскорбили! – каркнул тот, с вывихнутым запястьем.

– А вы оскорбили меня. И мою даму. Мы квиты, не так ли?

– Нет, – высокий надвинулся на него. – Мое имя…

– Тшш, – отец Реми прижал палец к губам. – Положение, надо сказать, весьма неловкое. Опять же маскарад, давайте обойдемся без имен, – он наклонился и поднял перчатку. – Хорошо, если вы так желаете…

– Нет, – сказала я, – нет, не надо.

И опять никто не услышал.

– Завтра, – продолжал высокий. – В восемь утра, в Клиши-ла-Гаренн. У новой церкви повернете направо и поедете до конца, там и встретимся.

– Шпаги. До первой крови. И все в масках. Без имен. – Отец Реми сунул перчатку за пояс, рядом с белым докторским платком, повернулся и как ни в чем не бывало вновь предложил мне руку: – Идемте теперь, прекрасная Коломбина.

Я едва могла идти: задыхалась от ярости. Мы вплыли в огромный танцующий зал, и мне немедленно сделалось тесно, будто слишком сильно затянули корсет, отец Реми вел меня сквозь толпу.

– Вы точно безумец, – сказала я, когда смогла говорить, – вы понимаете, что делаете?

– Конечно, – обронил он весьма равнодушно. – Мне нужна практика, а юнцам – взбучка. Не бойтесь, дочь моя Мари-Маргарита, ничего не случится ни со мною, ни с ними. Самое страшное, мы получим по паре царапин и разойдемся, довольные друг другом. Я вернусь раньше, чем вы выйдете к завтраку.

– Я поеду с вами.

Он приостановился и огляделся, никто не обращал на нас внимания. Мы стояли в конце зала, и отец Реми оттеснил меня вбок, в полутемную занавешенную нишу, так, что я прижалась спиной к портьере. Сам он уперся кулаком в стену над моей головой, а своим ненастоящим носом едва не коснулся моего.

– Не вздумайте! – прошипел он из-под маски. – Черт вас побери, Маргарита! Да поймите вы наконец, никакая опасность мне не угрожает, и что вам до опасности, даже если угрожала бы? У вас такое доброе сердце? Вы переживаете за чужого человека?

– Во-первых, – сказала я, сглотнув, – вы мне не чужой. Во-вторых, святой отец, вы правда только что сказали «черт побери»?!

– Гм, – он смутился, кажется. – Маскарадный костюм плохо на меня влияет. Все равно епитимью накладывать, так что присовокуплю.

– Нашли из-за кого драться к тому же. Из-за меня!

– А чем вы плохи, чтобы за вас драться? – удивился он.