Этель была старейшим членом «Колокольцев» — хора с колокольчиками, выступавшего в городе по праздникам, и в обеденный перерыв позвала Бренду и Мэгги на генеральную репетицию новогоднего выступления. Бренда предложила поехать на ее машине, и Мэгги обрадовалась возможности прокатиться с ней. Может, попробует снова намекнуть.

Бренда и Мэгги сидели в обеденном зале, ели и наслаждались концертом. Этель была истинным виртуозом игры на колокольчиках и исполняла соло в песне «Рэндольф Красноносый олень». У всех «Колокольцев» были мигающие красные носы, и это эффектное зрелище зрители отблагодарили аплодисментами. Мэгги была рада, что посмотрела репетицию, учитывая, что сам праздник она не застанет.

По дороге на работу Мэгги, следуя плану, сказала:

— Не знаю, Бренда, заметила ты или нет, но… в последнее время я немного подавленна.

Бренда закатила глаза:

— Понятное дело, Мэгги, у тебя есть причины для депрессии. Ты же такая уродина. Наверное, ужасно — просыпаться и каждое утро видеть себя в зеркале. Да мне б твою внешность, я бы просто летала. Это я должна быть подавленна, а не ты. Клянусь, я дошла до того, что не могу глядеть на свое отражение.

— Почему?

— Да потому что похожа на жирный пончик в парике, вот почему!

— Ты что! Бренда, как ты можешь говорить про себя такие ужасные вещи!

— Потому что это правда. Я уродина.

— Ничего подобного! Ты симпатяга. То и дело слышу: «Где наша милая Бренда?»

— Кто спрашивает?

— Все. Все считают тебя невероятно симпатичной.

— Правда?

— Да, глупышка, так что прекрати себя обзывать.

Бренда, казалось, на секунду обрадовалась, но тут же спросила:

— А что во мне такого симпатичного?

— Да много чего… Характер твой, улыбка. У тебя великолепные зубы.

Бренда посмотрела на нее:

— Зубы?

— Да. И очень красивая улыбка.

— Ой, вранье. Теперь ясно: все ты выдумываешь. Зубы у меня кривые, а между передними щель.

— Чушь. У тебя славное, открытое лицо и прекрасное чувство юмора. Все это говорят.

— Правда?

— Да. Хейзел всегда ведь повторяла, что у тебя мордашка на миллион долларов.

— Неужто?

— Да ты сама тысячу раз слышала.

— Господи, как мне не хватает Хейзел.

Они немного проехали молча, потом Бренда спросила:

— А меня не считают слишком мужеподобной?

— Что? Бренда, человек, который носит пятьдесят четвертый размер, не может выглядеть мужеподобным. Почему ты об этом спрашиваешь?

— Ну не знаю… Просто беспокоюсь. С тех пор как располнела, я, по-моему, стала похожа на мужика.

— Не говори глупостей. Опра Уинфри похожа на мужика, скажи?

— Она сейчас худышка.

— А раньше, когда была толстушкой?

— Нет.

— Ну вот видишь.

Они еще помолчали, потом Мэгги спросила:

— Как у тебя дела с «Анонимными обжорами»? Еще посещаешь группу?

— Да, мне нравится туда ходить. Вот не есть — не нравится. — Она тяжело вздохнула. — Если я тебе кое-что скажу, клянешься не говорить Робби?

— Конечно.

— Я так злюсь на себя, что готова орать от ярости.

— За что?

— Я снова нарушила. Пончики.

— Ой… Ну, милая, постарайся забыть и жить дальше. Что нам еще остается.

— Ты права. Что еще остается. — Бренда улыбнулась, повернула зеркало заднего вида и посмотрела на свое отражение. — Ты правда считаешь, что у меня красивые зубы?

— Да.

Бренда еще разок улыбнулась.

— Знаешь, Мэгги, как поговорю с тобой, так сразу легче становится.

Ох. Нет, момент явно неподходящий. Придется отложить намеки до другого раза.

На последней встрече «Анонимных обжор» руководитель сказала:

— Проблема не в том, что вы едите, а в том, что ест вас!

В отличие от остальных членов группы. Бренда прекрасно знала, что ее ест много лет подряд.

В те дни, когда Хейзел взяла ее к себе на работу, чернокожий агент в фирме, где все белые, был в диковинку. Впрочем, Бренде подобная ситуация была хорошо знакома. Но из года в год и изо дня в день сталкиваясь с «расовыми проблемами», она вдруг почувствовала, что устала. Устала от того, что все ходят вокруг да около, умалчивая о том, что думают на самом деле, и сама она не лучше. Приходится постоянно быть настороже, чтобы среди своих не вести себя «слишком по-белому», а среди белых — «слишком по-черному».

Во времена ее родителей расовый вопрос был большой проблемой, вопиющее нарушение прав человека бросалось в глаза на каждом углу: для черных и отдельные районы, и отдельные фонтанчики с питьевой водой, и школы, и туалеты. Но сейчас все свелось к едва заметным оттенкам в отношении, и вот это страшно утомляло. Она постоянно чувствовала, как рядом с ней белые точно по яичной скорлупе ходят, боясь оскорбить ненароком. Вели бы себя нормально, так нет же. Когда она училась в колледже на севере страны, ей были неприятны раболепные заигрывания преподавателей.

Хоть на денек взять бы выходной от этой расовой принадлежности. Но нет, раса всегда при ней. В последнее время средства массовой информации то и дело натравливают одну сторону на другую, и кончится это не скоро. У всех, похоже, с расовым вопросом связана своя программа действий. Одни стараются возбудить к этому интерес окружающих, другие притворяются безразличными.

Вот за что она любила Мэгги. Та вообще не думала об этом, она была одинаково со всеми мила. Порою слишком мила и слишком доверчива. Однажды шесть недель возила по всему городу некую пожилую особу, показывая ей дома в радиусе двадцати миль, чтобы в конце концов выяснить, что старушке просто одиноко и она любит покататься на машине. По словам Этель, если бы старушка не померла, Мэгги катала бы ее по сей день. Да наверняка. Мэгги ухаживала за родителями много лет подряд, а когда их пришлось все же поместить в приют, моталась к ним дважды в день, семь дней в неделю, и ни слова жалобы.

Бренда восхищалась Мэгги, но для нее самой жизнь была бессмысленной, если она не могла всласть пожаловаться на домашних. Еще Мэгги совершала добрые дела и никому о них не рассказывала. Бренда же, стоило ей сделать что-то хорошее, бросалась трезвонить о том всем и каждому. Наверное, поэтому она так увлеклась политикой и собирается баллотироваться в мэры города. Политик обязан трубить о том, какой он хороший. Иначе-то как голоса наберешь.