Виолетта встала с кресла и подошла к нему.

— Я люблю тебя, — сказала она негромко. — Я уже давно люблю тебя, и сегодня, когда я так испугалась за тебя, я решила, что больше не буду молчать и скажу тебе это.

— Я так ждал этого дня. Я ждал его с той самой минуты, как увидел тебя. Я верил в то, что он наступит, и боялся сделать что-нибудь не так и оттолкнуть тебя, — произнес Андрей.

Он тоже встал и провел ладонью по щеке девушки, откидывая с ее лица волосы, а потом, наклонившись, поцеловал ее. Он и раньше делал это, но теперь его поцелуи были не похожи на прежние. Раньше они были нежные и легкие, словно он сдерживал себя, а теперь он целовал ее с нарастающей страстностью, и она почувствовала, как пол начинает уходить у нее из-под ног. Ее руки сомкнулись на его затылке с такой силой, словно она пыталась удержаться на ногах, и он, поняв это, подхватил ее на руки. Сердце у девушки колотилось, она ничего не видела вокруг себя — только глаза Андрея, в которых горел огонь страсти.

Он медленно опустил Виолетту на мягкий диван, лег рядом и, продолжая целовать ее, стал расстегивать пуговицы на ее платье. Опьянение от поцелуев мгновенно исчезло у Виолетты. Прошло и ощущение сладкого теплого тока, пронзающего ее тело. Голова перестала кружиться, и Виолетту опять охватил страх. Инстинктивно она отодвинулась от Андрея, отстраняя его руку и запахивая расстегнутое платье. Андрей сел и непонимающе посмотрел на нее. Казалось, что он возвращается откуда-то издалека. Потом, придя в себя, он встал и, продолжая смотреть Виолетте в глаза, заправил в ремень брюк выскользнувшую рубашку. Виолетта, виновато улыбнувшись, отвела взгляд. Она села, застегивая пуговицы на платье.

— Андрей… — начала говорить она, не зная, как продолжить.

— Зачем слова, Виолетта? — спокойно и холодно сказал Андрей. — Не старайся их подобрать. Они ни к чему. Я и так все понял.

— Что ты понял? — спросила девушка.

— Что ты не любишь меня, — ответил Андрей.

Его спокойствие пугало Виолетту гораздо больше, чем крики Леонида, к которым она успела привыкнуть.

— Нет, я люблю тебя, — тихо сказала она, стараясь не смотреть на Андрея и разглядывая лакированные плитки паркета.

— Любишь меня? Вот как? Я этого не заметил, — не меняя тона, произнес Андрей. — А может быть, ты перепутала? И любишь ты не меня, а комфорт этого особняка? Ты сказала мне, что испугалась за меня и решила больше не скрывать от меня своих чувств. А, может быть, ты молчала, потому что тебя не устраивала развалюха, в которой я поселил тебя? Может быть, тебя не устраивало мое безденежье? И теперь, когда ты знаешь, что это не так, ты говоришь, что любишь меня, но я ведь вижу, что это неправда.

— Я говорю правду, — умоляюще сказала Виолетта. — Мне было хорошо с тобой.

— Вот как? — опять повторил Андрей.

Его глаза, минуту назад казавшиеся самыми родными, теперь смотрели отчужденно.

— Я допускаю, что ты говоришь правду и что тебе было хорошо со мной и ты испытывала ко мне дружеские чувства. И я готов был быть твоим другом и ждать сколько угодно, пока ты полюбишь меня, но ты совершила ошибку, когда решила обмануть меня. Я так старался сделать тебя счастливой. По-настоящему счастливой. Но у меня ничего не получилось. — Виолетта заметила, как дрогнули его губы. — А играть своим сердцем я больше никому не позволю, даже тебе. — Он отвернулся и отошел к окну.

Девушка растерянно стояла посреди комнаты, не зная что предпринять. Она видела, как он отдаляется от нее, и мучительно думала, как бы помешать этому. Ведь она не сможет жить без его улыбки, без его силы и доброты. Без его глаз и губ, без его голоса.

— Обдумываешь, что бы еще предпринять, чтобы удержать меня? Не старайся, это бесполезно, — сказал Андрей, поворачиваясь к ней. Лицо его было непроницаемо.

— Я был готов отдать тебе всего себя, а тебе были нужны деньги, чтобы красиво жить. В таком случае тебе лучше вернуться к мужу. Он надежнее. Я еще не знаю, как закончится сегодняшняя история. У нее могут быть непредвиденные последствия, и я опять стану жить так, как жил раньше, когда с нуля начинал свое дело. Так что лучше уходи сейчас.

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я ушла? — еле слышно прошептала Виолетта, стараясь не разрыдаться.

— Да, — в голосе Андрея звучала твердость стали.

Он сел на диван и, взяв в руки дистанционное управление, включил телевизор и стал переключать каналы, отыскивая хорошую программу.

— Так мне уйти? — все еще не веря в случившееся, повторила девушка.

— Я ведь сказал, да, — непреклонно повторил Андрей, откинувшись на спинку дивана и глядя в телевизор.

* * *

Виолетта вышла на улицу и разрыдалась, не в силах больше удерживать слезы. Она знала, что так случится, когда боялась разводиться с Леонидом. Ни один мужчина не будет любить женщину, которая испытывает отвращение к физической близости. И даже Андрей, такой внимательный и заботливый, не исключение. Хорошо, что он не догадывается об истинной причине, по которой она не может отдаться ему. Пусть он думает, что она не любит его. Так легче, чем знать, что он презирает ее за физическую неполноценность. Но как ужасно то, что произошло! Как ноет ее душа от невозможности разорвать нити, связывающие ее с Андреем! Как кровоточит ее раненое сердце! Конечно, если бы она объяснила ему все, он не выгнал бы ее — ведь он всегда все понимает, он умный и добрый. И он пожалеет ее и будет из жалости к ней мучить себя. И постепенно возненавидит ее.

Девушка подошла к изогнутой лавочке и села в тени тополя, расплакавшись еще сильнее. Даже если постараться забыть о боли утраты любимого человека, что невозможно, то остается еще неразрешимая проблема: куда ей идти. В маленький домик около парка она не вернется. Можно, разумеется, попросить Андрея, и он, конечно, разрешит ей там жить. Но после разрыва с ним это будет невыносимо — каждая вещь в этом доме будет напоминать ей о нем, о том, как ей было хорошо с ним. К Леониду она тоже не вернется. Только уйдя от него, она почувствовала, насколько прекрасна жизнь, и она не хочет опять утратить это чувство. Дома ее вряд ли ждут, так что идти ей некуда. Слезы хлынули с новой силой.

Виолетта сидела, уткнувшись лицом в ладони, и даже не заметила, как на лавочку рядом с ней кто-то сел.

— Около моего театра люди чаще смеются, чем плачут. А если и плачут, то это хорошие, очищающие душу слезы. Вы слышали о катарсисе? Это когда искусство заставляет человека страдать и плакать, и он после этого становится лучше, а его душа — возвышеннее. Но ваши слезы — другого происхождения, уж слишком они горьки, — сказал Преображенский, с силой отрывая от лица руки Виолетты и приподнимая за подбородок ее голову.

— Здравствуйте, — продолжая всхлипывать, произнесла Виолетта.

— Как вы красивы, даже когда плачете. Какие у вас прозрачные слезы. Какими искрящимися капельками висят они у вас на ресницах, — сказал Преображенский. — Но прошу вас, вытрите их и улыбнитесь, я не хочу, чтобы люди подумали, что вы плачете из-за меня. Я — личность известная, можно сказать, популярная. Начнутся сплетни. Не беспокойтесь, я шучу. Мне даже было бы приятно, если бы все подумали, что такая красивая девушка может плакать из-за меня.