Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Другой орджоникидзевец — крепкий мужик в возрасте — молча и яростно колотил по толстым железным прутьям автоматом. Видимо, все патроны уже были расстреляны, и ни для чего другого калаш больше не годился.
От сильных ударов автоматный приклад разлетелся в щепу.
— Назад! — Сельмашевские тыкали стволами между прутьев. — Всем отойти от решетки! Стрелять будем!
— А я говорю, мы им не откроем! — орал на кого-то из своих подчиненных Инженер. — Откроешь одним — попрут остальные. Потом не закроешь.
— Там же дети! — Кажется, это был голос дяди Миши.
— У нас здесь тоже дети! Может быть, муранча только и ждет, чтобы мы открыли!
— Инженер, ты не прав!
— Молчать!
— Ма-а-ама-а-а! Ма-а-ама-а-а! — все плакал и плакал с той стороны решетки ребенок.
Илья уже понял, что к чему. За орджоникидзевскими идет муранча, а сельмашевцы боятся впустить мутантов вместе с беженцами на станцию. А ключи от решетки — только у Инженера. И, похоже, по доброй воле он отдавать их никому не собирался.
Илья начал проталкиваться к нему.
* * *
— Дополнительный вооруженный заслон сюда! — командовал Инженер. — Готовить станцию к эвакуации. Брать самое необходимое. Оружие, боеприпасы, свечи, батарейки, воду, еду, топливо… Поставить на рельсы эвакуационную дрезину.
Два человека бросились из туннеля выполнять приказ.
Илья подошел к начальнику Сельмаша.
— Инженер, дай ключи.
Инженер скользнул по нему невидящим взглядом.
— Или сам людей впусти, пока не поздно, — предложил Илья.
В глазах Инженера появилось осмысленное выражение.
— Ты так любишь людей? — фыркнул он. — И с каких это пор бирюк Колдун воспылал любовью к роду человеческому? Тюти наслушался, что ли?
Илья поморщился. Нет, людей он не любил, но кое-чего в них попросту не переносил…
— Я не люблю крыс среди людей, — процедил Илья. — Открой решетку, Инженер.
— Отвали.
— Не уподобляйся Саперу.
— А ты на меня не наезжай, Колдун, не надо! — зло прошипел начальник Сельмаша. — И не путай божий дар с яичницей. Ваш Сапер бросил станцию и сбежал. А я должен сохранить своих людей.
Все верно. Своих Инженер не бросал. Своих он сохранял.
— А чужих? — спросил Илья.
— Каждый сам за себя. И каждая станция — тоже.
— Как говорил Тютя?
— Да пошел ты…
Времени было в обрез, и тратить его на пустопорожние разговоры — нельзя.
Илья шагнул ближе, сокращая дистанцию. Чуть пригнулся. И — р-р-распрямился.
Кулак хрустко впечатался в подбородок Инженера. Точный апперкот свалил начальника станции с ног и вырубил его на некоторое время.
Все прошло быстро, неожиданно, под шумок. В общей суматохе и полутьме никто толком даже не понял, что случилось. Автоматчики и прочие сельмашевцы в момент нападения на Инженера либо смотрели за решетку, либо бестолково суетились вокруг. А если кто и видел, что произошло, то от изумления и растерянности попросту не успел ничего предпринять.
Илья, нагнувшись над Инженером, взял связку ключей и, молча растолкав автоматчиков, протиснулся к решетке. На глазах у ошалелых сельмашевцев он вставил в замочную скважину первый попавшийся ключ из связки. Повезло: ключ подошел. Замок щелкнул. Помятая дрезиной решетка со скрипом отворилась.
— Быстро! — Илья мотнул головой орджоникидзевским.
Тех не пришлось упрашивать дважды. Толпившиеся у дрезины люди — всего около десятка человек — проскользнули на территорию Сельмаша.
Больше за решеткой не было никого.
* * *
— Закрывай! — простонал за спиной пришедший в себя Инженер. Открытая решетка сейчас волновала начальника станции больше, чем тот факт, что кто-то посмел поднять на него руку. — Скорее закрывай, Колдун!
«Быстро очухался», — отстраненно подумал Илья.
И захлопнул решетку. Провернул ключ. Вот и все дела.
— Ты что это себе позволяешь?! — Инженер уже стоял перед ним, потирая оцарапанную скулу. — Ну-ка дай сюда!
Он вырвал из рук Ильи связку ключей. Глаза Инженера горели от едва сдерживаемой ярости. Сельмашевцы стояли вокруг плотной угрюмой стеной. Автоматчики держали на прицеле и Илью, и беженцев. Во взглядах хозяев станции читались страх и ненависть. Гремучая смесь вообще-то. Один только дядя Миша неодобрительно качал головой, глядя на соратников.
Орджоникидзевские сбились в кучку. Мужчины смотрели исподлобья. Женщины всхлипывали. Дети — действительно, среди беглецов были два ребенка — тихонько скулили.
— Надо было их в туннеле оставить, — процедил кто-то из сельмашевцев.
— Правильно! Надо было! — тут же сыскалась группа поддержки. — Сами запустили муранчу в метро — сами пусть бы и расхлебывали.
Илья невесело усмехнулся. Ну, вот и виноватые нашлись. Этак и до самосуда недалеко. Эх, люди-люди. А ведь прав был Тютя, когда проповеди о разобщенности толкал, ох как прав!
— Да не мы муранчу впустили! — не выдержав, заголосила какая-то грудастая орджоникидзевская баба. — Не мы!
— А кто же тогда?
Круг сельмашевцев угрожающе сжимался.
— Тютя! — с ненавистью выплюнула грудастая. — Тютя Приблажный!
Та-а-ак… Если это правда, тогда… Ну, тогда кое-что проясняется. Вот, оказывается, для чего на самом деле Тютя шел к орджоникидзевским. Чтобы кара небесная обрушилась в первую очередь на «гнездо порока», не желающее внимать душеспасительным проповедям.
И вот почему Приблажный был уверен в том, что муранча непременно прорвется в метро. И что произойдет это скоро. Да потому, что сам он собирался открыть ей путь. Тютя возомнил себя карающей Десницей!
Илья вздохнул. Кто бы мог подумать, что безобидный юродивый с тихим голосом и мягкой блаженной улыбкой на лице способен на такое?
— Тютя впустил! Тютя! — все не унималась грудастая тетка. — Будь он проклят, дебил несчастный!
Одно только непонятно: как Тюте удалось в одиночку разблокировать гермоворота? Пусть на Орджоникидзе ворота всего одни, а не двое, как на Сельмаше, но замки и там такие, что без ключей не отпереть. И сами ворота — массивные, широкие. Насколько знал Илья — самые большие ворота во всем метро. В такие железнодорожный вагон, наверное, вогнать можно.
Может быть, проповедник как-то сумел уболтать часовых, и те позволили ему впустить муранчу на станцию? Вообще-то, в это не очень верилось.
— Ага, как же, рассказывай! — Сельмашевцы тоже тетке не поверили. — Тютя что же, вот так просто взял и открыл гермоворота?