– Разумеется, я в курсе. Тем более вам следует приглядеться к нему. Во-первых, его балкон выходит в сад Монтесье, а стало быть, он вполне мог что-то видеть в тот самый вечер. Знаете ли, одинокие старики подолгу не могут заснуть и для развлечения пялятся в окно.

– А что «во-вторых»? – полюбопытствовал комиссар.

– Могу на что угодно с вами поспорить, что смерть Шарлотты и исчезновение Ольги как-то связаны.

– Как же?

Мы шли по улице и остановились на тротуаре у дома Лорен. Комиссар, широко улыбаясь, по-мальчишески беспечно засунул руки в карманы брюк. Его такой простой вопрос поставил меня в затруднительное положение. В самом деле, что я мог ответить? Что Ольга жила в комнате Шарлотты, спала в ее кровати, где Шарлотта видела странные сны, педантично записывая их в дневник? Как бы прореагировал комиссар, если бы я сообщил, что читал описание этих снов, в которых фигурирует подозрительный тип с треугольным лицом, и что, наконец, я сам видел сон, где Шарлотта – или ее дух? – вела меня к запертой двери?

– Представьте, что Шарлотта знала нечто важное, например чью-то тайну. Возможно, она записала ее в дневнике, который спрятала где-то в своей комнате. Ольга нашла эту запись, не поняла ее опасности и обронила на вечеринке пару слов при том человеке, который к этой тайне имел отношение.

– Гм, занятно, – хмыкнул, радостно улыбаясь, Танде. – Что ж, эта версия ничем не хуже других. Пожалуй, здесь даже есть определенная логика. Вот только что за тайна? У нас все знают друг про друга едва ли не абсолютно все.

Хотел бы я знать причину его столь радостного и беззаботного мироощущения! Пришлось идти в атаку.

– Вчера я был у Жосье. Под конец нашей беседы мне показалось, что он что-то скрывает. Разговор зашел об эпизоде, когда Шарлотта пела у него на балконе.

– На балконе? – едва не расхохотался комиссар. – Петь на балконе! Признаться, я думал, это более свойственно вам, русским. Кстати, неплохое я придумал для вас прикрытие? Петров из московской полиции.

– Просто великолепное, – начиная злиться, усмехнулся я. – Но не пытайтесь сбить меня с толку. Когда я спросил, что именно пела Шарлотта, Жосье неохотно пробормотал что-то о песне собственного сочинения и тут же поспешил меня выставить. Говорю вам, он что-то знает.

– Хорошо, хорошо, завтра же встречусь с вашим Жосье, – Танде успокаивающе похлопал меня по плечу. – Сейчас это просто невозможно: мне нужно спешить в участок, чтобы ознакомиться с протоколами допроса остальных, прочесть то, что запротоколировано у Монтесье, выяснить, все ли участки кантона получили фото Ольги Алиповой, и прочая, и прочая. К восьми вечера я должен успеть принять душ, переодеться и забыть про все эти грустные истории. Поздравьте меня: вечером у меня романтическое свидание с мадемуазель Софи Дижон.

Я проглотил язык. Вот откуда эти улыбки, эти руки по локоть в карманах! Соня согласилась на свидание с комиссаром. Бог мой, сколько лет мы с ней скорее добрые товарищи, чем любовники, но каждое ее новое увлечение больно ранит мне душу. Или самолюбие? Как бы то ни было, я желал ей только счастья, да и к комиссару испытывал необъяснимую симпатию. Может, потому что он рыжий?

Мы с Танде распрощались, и я в самом мрачном настроении поплелся в дом. На кухне меня энергично приветствовала Лорен, воевавшая с кастрюлями.

– Как прошел допрос? Эти негодяи хоть в чем-то признались?

Я уселся за стол, подперев скулу кулаком.

– Они чисты, как снег на вершинах Альп.

– Как же, – хмыкнула Лорен. – Достаточно взглянуть на их лица, чтобы понять, что это еще те фрукты. Настоящие мафиози, гангстеры.

Она немного выпустила из себя пар и заметно спокойнее сообщила:

– Сегодня на ужин – сырные клецки.

Отчего-то при этих словах я почувствовал себя окончательно разбитым и поверженным. Нет, я ничего не имею против клецок в целом и сырных в частности, но в голову вновь полезли мысли о фондю. В сущности, я так мало попробовал в жизни, несмотря на личного повара-гиганта Васька Щекина и на регулярные наезды в Париж, где отец услаждает меня различными кухнями мира. При всем при том настоящего фондю на его исторической родине я до сих пор еще и не нюхал. Нет в жизни счастья.

– Лорен, – проверещал я голосом ослабевшего умирающего, – а вы не могли бы приготовить фондю?

Обернувшись от плиты, она смерила меня высокомерным взглядом.

– Фондю? С какой это стати! Когда-то им утоляли голод бедняги пастухи, а теперь стало модно готовить фондю в дорогущих ресторанах. Вот так все эти богачи строят из себя демократов. Я уж не говорю о том, что сейчас для вашего фондю не сезон, слишком жарко… Фондю!

Она снова фыркнула и с особой яростью загремела кастрюлями.

– Лорен, я просто хотел сказать… – попытался было объясниться я, но она лишь бросила на меня через плечо испепеляющий взгляд:

– Сырные клецки!

Я не стал спорить. В конце концов, все не так уж и плохо: Лорен накормит меня сырными клецками, Соня отправится кутить с комиссаром Танде… Ничего, бывало и хуже.

Я вышел из дома и, прогулявшись до привокзального газетного ларька, купил себе пачку «Голуаз». Пропадать так пропадать.

Сырные клецки оказались вполне съедобными, хотя, как я уже успел убедиться за время своего пребывания в Версуа, Лорен – чистюлю, великолепную хозяйку и садовницу, – поварским талантом господь явно обделил. Тем более я постарался поддержать ее, наговорив целый букет комплиментов по поводу бесподобных клецок и вообще всех ее завтраков, обедов и ужинов.

Соня, в течение всей трапезы пребывавшая в сомнамбулическом состоянии, на мгновенье очнулась и взглянула на меня с искренним изумлением. Лорен вспыхнула алым цветом и лукаво погрозила пальцем:

– Льстец! Все равно я и не подумаю готовить для тебя фондю.

Вот такой вот шлепок по попке вместо человеческой признательности. В довершение ко всему Соня отказалась выпить со мной кофе в шезлонгах на лужайке.

– Совершенно нет времени, – меланхолически заявила она. – Полдесятого мы встречаемся с Жаком и, скорей всего, прокуролесим полночи. Чтобы быть в форме, мне просто необходим двухчасовой сон, так что прошу не беспокоить.

С этими словами она поднялась в свою комнату и, могу поклясться, немедленно совершенно спокойно уснула. С «Жаком»! Я и не знал до сих пор, что у комиссара Танде такое классическое имя.

– Никакого порядка у девочки, – неодобрительно покачала головой Лорен. – Ложиться спать в семь часов вечера, чтобы подняться в девять и гулять аж до утра! Ох уж эти художники.

Я согласился с ней всем сердцем и отправился вкушать кофе в одиночестве на лужайке за домом. Удобно устроившись в шезлонге, я закурил, что вообще-то делаю очень редко, лишь в моменты крайнего напряжения и глубочайшей меланхолии.