— Я уже ответил на этот вопрос. Мы любим друг друга! — лаконично-изящно обошёл острые углы принц. Однако при этом он ещё более утвердил тех, у кого появились какие-то подозрения в их догадках и предположениях.

И в этот момент возвестили о пяти минутах до старта, что, к нашему обоюдному облегчению, избавило нас от прилюдного поцелуя, как демонстрации наших чувств. Диктор что-то пошутил насчёт того, что температура воздуха явно поднялась, но я его не слушала. Тысячи глаз неотрывно следили за мной, обсуждая и оценивая.

Две минуты до старта! И слава Дракону, толпа снова вспомнила, зачем она сюда пришла: наконец-то, люди замерли в предвкушении гонок, хотя бы и временно забыв обо мне и принце.

Одна минута до старта! Я ещё даже не в воздухе, но всеобщая эйфория предвкушения и бешеная энергетика наполненного адреналином воздуха, которыми с каждой секундой всё больше и больше пропитывалось плато, уже захватили меня целиком.

Тридцать секунд до старта! Я словила на себе взгляд Рауля, вопросительно обернулась и скорей прочитала по губам, чем услышала, что он попросил меня быть осторожной и пожелал мне удачи.

И вот он, долгожданный старт! Дальше помню, что полетела я очень быстро, а ветер неистово свистел в ушах, и даже Маркиза, ворчавшая всю дорогу, наконец-то притихла, прокричав лишь восторженное: «Это — кайф!»

Моей первоочередной задачей было первые сто километров, пока не началась полоса препятствий, лететь как можно быстрее. Это было необходимо для того, чтобы оторваться от плотной толпы соревнующихся. Так как только в таком случае можно было получить достаточно место для маневров и с успехом преодолевать препятствия. Хотя я была уверена, что летела я гораздо быстрее, чем даже в прошлый раз, тем не менее, где-то на сорок пятом километре меня настигли несколько участниц с явным намерением выкинуть меня с трека. Однако, метёлка моя не зря сегодня с утра попрактиковалась в «вальсе снежинок», потому что так мастерски кружиться, кружиться, кружиться и ещё раз кружиться, как она, их метёлки даже в собственных мыслях не умели. И поэтому неизбежным следствием её изящных и исполненных грации пируэтов стало столкновение сначала трёх, а потом ещё двух попытавшихся атаковать меня магичек. Вот только вздыхать с облегчением было рано, потому что едва мы распрощались с этими магичками, их место заняли подоспевшие другие…

— Ничего, прорвёмся! — закричала вошедшая в кураж Маркиза. — Слева по борту три вражины, справа — две, но послабее. Кружимся, Матильда, кружимся! — командовал мой второй пилот.

— Эй, а кто такая Матильда?! — не поняла я.

— Метёлка наша! — объяснили мне. — Она заслуживает достойного имени, я так решила!

«— Не, ну не дать, не взять! Мамочкина кошка, — возмутился мой Меркурий. — Хотя имя для нашей метёлки вполне подходящее! Одобряю!»

— Кружимся, Матильда! Кружимся! — заорала я.

— Чпок! Ещё двоих отправили в сачок! — запела моя опьяненная адреналином и эндорфинами кошка. — Справа по борту! Ух, ты! И этих отправили в сачок!

— Матильда! Вверх! — скомандовала я, заметив высокое препятствие, возникшее у нас на пути. И метёлка взмыла под самый свод пространственного трека.

— Чпок! И ещё одну в сачок! — радостно заверещала Маркиза.

«— Такими темпами мы ещё и эти соревнования выиграем! — обрадовалось моё Солнце.

— Второй год подряд! — предвкушающе поддакнул раздувшийся от гордости Юпитер.

— Видишь! — задиралось Солнце к Луне. — А ты боялась!»

И именно в эту минуту трек погрузился в кромешную тьму. Я всего на миг замешкалась, создавая светлячки, но даже этого времени кому-то хватило, чтобы захватить меня в сачок вместе с Матильдой и Маркизой и силой выволочь из трека. После темноты трека Солнце огненной вспышкой ослепило глаза, и я потеряла ещё одно драгоценное мгновение. Как результат, я уже была не просто в сачке, но в магическом коконе, из которого собственными силами выбраться у меня не получилось, хотя я самоотверженно и неистово делала попытку за попыткой.

К счастью, Рауль, как и обещал, подоспел как раз вовремя, чтобы не дать неизвестным похитителям заполучить меня окончательно. Между ним и двумя похитителями завязалась небесная битва на мечах — зрелище, которое я бы никогда не пропустила, если бы не была так занята тем, что падала… вниз… под воздействием силы моей тяжести и земного притяжения, будь они неладны! Матильда искренне пыталась задержать моё падение, но так как я была скована коконом, то дольше чем на пару секунд я на ней не задерживалась. Разумеется, как только я соскальзывала с неё в очередной раз, она снова пыталась преградить мне путь вниз. Однако задержать моё падение у неё получалось не очень, а вот наставить мне синяков по всему телу — получалось отлично.

И всё же у меня получилось справиться с коконом. Правда, как раз в полуметре от раскрывшей мне свои объятия древней могучей ели, которая, кстати, и словом не возразила против того, что они оказались излишне страстными и крепкими с моей стороны. Это, наверное, потому что и сама она, будучи суровой и колючей, с презрением относилась ко всякого рода телячьим нежностям. В общем, как и ожидалось, после 800 метрового полёта впечаталась я в неласковую, но страстную ель со всей силой притяжения, на которое только было способно подобное падение. Впечаталась так, что это до глубины души потрясло не только меня, но и ель прилично пошатнулась, растеряв при этом почти все свои шишки. И то ли от того, что я прибывала в шоке и не чувствовала боли, то ли от того, что ель тоже была в шоке и потому не желала выпускать меня из своих объятий, но мне даже на мгновение показалось, что я весьма и весьма неплохо устроилась. Потому как состояние между небом и землей, в котором я оказалась, скользящая с ветки на ветку, убаюкиваемая многовековой елью и раскачиваемая ею как любимое дитя в колыбели, можно было охарактеризовать только как «непередаваемо удивительно приятное». Однако ель определенно не знала, что теперь она у меня в няньках, а посему, как только ветки закончились, она ничуть не обеспокоенная моей дальнейшей судьбой, спокойно передала меня по этапу, то есть, уронила на твёрдую, холодную и сырую землю.

Хотя нет, пожалуй, я не права. Она всё же и здесь проявила заботу, потому что лететь мне оставалось совсем недолго, всего каких-то полметра. Но именно это, с виду совершенно неопасное для жизни падение, напомнило боли о том, что она совсем забыла потребовать с меня дань в виде невыносимых страданий. И она потребовала, причём с процентами! Захватила в плен каждую клеточку моего тела и теперь рвала несчастные клеточки на части, посылая в них по очереди то электрические заряды, то огненные стрелы. У меня болело всё и сразу и с такой силой, что к лекарю не ходи, было понятно — большинство моих костей переломаны, а моё тело — это сплошная не только наружная, но и внутренняя гематома.

«Странно, — подумала я, — что я вообще в сознании…»

— Ди! Только не вздумай шевелиться, иначе ты потеряешь сознание! — плакала рядом Маркиза. — Я так рада, что ты вообще жива!

«Ещё жива…», — хотела было поправить я её, но не рискнула, так как даже думать и то было невыносимо больно.