Первый министр опустил трубку и некоторое время с обожанием рассматривал телефон: фарфоровый, в черной краске, с золотой росписью. Изделие небольшого заводика жениного приятеля, который в основном производил посуду, но в последнее время предлагал и новые перспективные товары. Телефоны из фарфора и золота, слоновой кости и корня ореха делали штучно, на заказ, в двух небольших комнатках при правлении завода. Зато рядом уже строили цех для производства обычных, дешевых и доступных аппаратов.

Колокольчик возле трубки звякнул. Фарфоровый телефон содержал изрядную порцию магии: создавал пять разных звуков оповещения в зависимости от важности звонка. И имел защиту от прослушивания, настроенную самим Карлом фон Гессом, позаботившимся и о неразбиваемости хрупкого корпуса.

– Лео? Да, срочно. Одолжи «Орла», ведь наша правительница никуда не собирается в ближайшее время, – вкрадчиво попросил Потапыч, снова поднимая трубку с рычага двумя пальцами. – И своего приятеля Лоиса вышли. Дознаватель мне надобен, наилучший пси. Тут кое-кто будет в грехах каяться. Пока он не надумал, но это уж мое дело. Немедленно. Нет, еще скорее, если возможно. Жду.

Потапыч оглянулся на бывшего друга. Оскалился совсем по-медвежьи, мешая улыбку с угрозой:

– Лева, отсюда до места три дня на скором поезде. Два без малого – моим личным составом. И примерно двенадцать часов – дворцовым дирижаблем с магами-трассерами. Я уже устроил тебе полет. Но это обойдется дорого, Лева.

– Сколько? – оживился Соболев.

– Лоис тебя выпотрошит до костей. Все скажешь: с кем трепался о моей семье, кому жаловался на беды с рецептурой брони, кого покупал и что еще вытворял. Все, понял ли? Он весьма толковый пси, лгать даже не пробуй.

– А если мы не успеем и она погибнет?

– А если ты, вонючка, уже успел и мою Фредди прямо теперь норовят угробить? – тон в тон уточнил Потапыч, глядя на бывшего друга без малейшей приязни. – Не торгуйся. Ты – шкурник, я – первый министр.

– Ну да, каторга по мне плачет, – так же ровно отметил Соболев. – Твоим автомобилям нужна сталь, решил мои заводы…

– Да не нужны мне твои заводы! – Терпение Потапыча иссякло. Он встал, навис над Соболевым и заревел в полный голос: – И ты мне не надобен, мух навозный. И воры твои, управляющие, неинтересны, свои вот где сидят!

Потапыч опустился в кресло и погладил телефон, успокаивая вздрогнувший колокольчик. Повел плечами, прокашлялся. Виновато покосился на Беренику:

– Правду желаю знать. Может, ты, Лев щипаный, на Арью уже работаешь или Ганзе предан. Ты ж дурак, ты как месть удумаешь, на оба глаза слепнешь, тобой всякий умник может крутить без усилий. Так что расскажешь все. Тебе в пользу будет. Хоть сам вспомнишь, что натворил и сколько золота извел на дурость. Глядишь, здоровая жадность проснется. Ясно? Лева, я жду.

Соболев нахохлился и отвернулся к окну, мрачнея и скучнея. Покосился на Беренику, на карту с отметкой:

– Хорошо, я подумаю.

– Лева, я не приказчик в лавке. И предлагаю не побрякушки для забавы.

– Слово, – нехотя процедил Соболев. Тяжело вздохнул: – Зачем я соблюдаю эту нелепейшую традицию первой гильдии?

– Должен же ты хоть что-то соблюдать, – чуть спокойнее отозвался Потапыч. Снова вцепился в трубку, едва колокольчик уверенно звякнул дважды. – Прохор, что у тебя? Уже неплохо. Так… Точнее, это важно. У разъезда Фролово? Линию на мой телеграф перекинь. Все, пока да.

Хромов первым догадался перенести карту на большой стол. Уложил, сам указал на северной дуге едва заметную надпись, внесенную мельчайшим шрифтом: «р-д Фролово». Точка помещалась у самой вмятинки от ногтя. Потапыч довольно кивнул.

– Удача – штука могучая, хоть и ненадежная, – задумчиво молвил он. – На кой мне спасать Рату? А только все к тому идет… Карл, можно джинну ошейник снять отсюда?

– У Корнея есть пси-ключ, Бризов его учил пользоваться, – уточнил барон. – Дед на линии, все верно?

– Он теперь начпоезда, волен телеграфом пользоваться, сколь пожелает, на то имеется мой приказ, – согласился Потапыч. – Растет человек, даже и без протекции твоей Елены Корнеевны.

Телеграфный аппарат у дальнего края стола щелкнул, обозначая подключение линии. Карл сел на подоконник и положил руку у самого ключа, готовый отстучать текст.

– Как же ему указать-то, чтобы и понял, и не всполошился? – задумался Потапыч. – Чудной дедок ваш Корней. Самобытный.

– Официально сообщай, – слегка усмехнувшись, дрогнул бровью барон. Он начал отбивать телеграмму, повторяя вслух: – «Начпоезда Суровкину, точка. Приказ первого министра Пенькова лично тайно срочно, точка».

Береника сдавленно фыркнула, внятно представив себе лицо деда, сразу делающееся важным и строгим, исполненным значимости. Потапыч погрозил пальцем, обрывая шутки, кивнул Карлу и продолжил диктовать без возражений по поводу первых слов:

– «Целях операции особой важности приказываю снять ошейник поднадзорного Шарля де Лотьэра, точка. Вменить оному обязанность поиск нейтрализацию магов предположительно северу путей радиусе пятидесяти километров, точка. Обращаю особое внимание обнаружение оказание помощи пострадавшим действий магов».

Потапыч кивнул и задумался, не зная, как еще телеграммой можно уточнить задание, туманное до предела и вряд ли исполнимое. Что сможет один Шарль, пусть он и джинн? К тому же неплохо бы знать наверняка, велики ли способности к магии у франконца из тайного ордена… и каковы его нынешние убеждения. Не покинет ли он поезд и страну в целом, едва почует свободу.

– Корней пригласил Шарля, – буркнул Карл, слушая торопливый стрекот телеграфа. – Я отбиваю указания. Что сам знаю и о чем догадываюсь, то и стучу. Что женщину надо бы поискать, что уровень мага, затеявшего преступление, предположительно пси, магистр. Что Ренка своему любимому джинну шлет всю удачу, какую может отправить… Еще выстукиваю магические приметы женщины, снял с этой ее вещи. Ну, тут без пояснений, вы не маги. Имя… Сколько ей теперь?

– Тридцать шесть, – отозвался Соболев. – Рост метр шестьдесят два, глаза черные, кожа светлая, красивая очень…

– Могу два раза отстучать «очень», джинны на красоту отзывчивы, – повел бровью Карл. – В целом все. Просил Шарля не лезть безрассудно и надеяться на подмогу к утру, не ранее. Отбой.

Повисла тишина. Соболев помялся, вздохнул, прошел к столу, налил себе полную рюмку и выпил. Было заметно, что рука у него слегка дрожит. Бывший друг первого министра покосился на Потапыча, вздохнул еще тяжелее.

– Ты бы из дома-то поаккуратнее выбирался и пореже, Платоша, – нехотя выдавил он. – Заходили как-то ко мне ребятишки, так я им сгоряча и помог деньгами. Идейные, о свободе шумели, о тебе, тиране… Еще я вроде расслышал, есть у них штука такая, «пятнашка». Что за вещь, не знаю, но им была важна. Желали ее, так и сказали – передать кому следует, а кому – не ведаю.

– Ох, иди отсюда, Лева, иди уже, – отмахнулся Потапыч. – Не верю я в покаяние. Ты сегодня вздыхаешь, а завтра за свое берешься с новой силой. Лучше займись броней, нам изрядно нужна новая, ты ведь читал отчет, мы сейчас арьянцам и не враги, а так – тьфу. Мы никому не противники при такой броне. По твоей милости. Исключительно.