– Вот еще! Должна же у меня быть гордость?!

– Девичья гордость – это та же глупость, только в квадрате.

Она вздохнула.

– Мне кажется, что ты все-таки не такой упертый, как этот… морской конь… Ну вот если бы мы… Ты ведь умный, и ты бы все понимал. Ты бы меня отпускал и не лез бы с глупыми расспросами… Ну куда я денусь, правда?..

Знала бы она, каким упертым он был! Из-за чего с Ленкой все окончательно и обвалилось.

11

Это был, может быть, лучший день в целой их жизни, но они об этом не знали. Поэтому все и закончилось так по-дурацки, когда он снова вошел в штопор…

Вчера они с парнями вернулись с моря. Рыжук приехал обветренный и загорелый, уверенный в себе и твердо знающий, как нужно жить.

Они встретились случайно. Как будто в этом городе можно случайно не встретиться, выйдя на «брод». Ленка шла по другой стороне проспекта, разумеется, с этим яблонутым, увидев ребят, испуганно приостановилась, что-то резко тому бросила и, не оборачиваясь, перешла дорогу.

– Привет! А я думала, ты утонул…

Ленка тоже загорела, она была в цветных босоножках на шпильках, в короткой юбчонке «колокольчиком» на хрустящей крахмалом нижней марлевой юбке, туго затянутый на затылке «хвост», губы… Про губы не будем… А вот красные, как спелая клубника, клипсы ей были явно к лицу, она вообще смотрелась клевой чувихой с рекламной картинки… И поэтому была совсем не по нему, из-за чего Рыжук всегда и психовал…

Она и действительно не принадлежала ему, что было очевидным уже тогда, а стало понятным лишь много лет спустя. И дело тут не в разнице в возрасте, хотя два года не мелочь, а в том, что символы вообще никому не могут принадлежать, оставаясь рекламной приметой времени или всеобщим достоянием, как черепичные крыши домов, дюны, сосны или дуновение свежего ветерка…

Узрев Витюка, Рыжук уже ничего больше не видел… Поэтому вместо приветствия он и сказал ей, что новые клипсы у нее, как у домработницы. Они могут нравиться только этому яблонутому… Кстати, куда это он так быстро слинял? Витюка и действительно как ветром сдуло…

Дело вовсе не в клипсах, Ленка это прекрасно знала, поэтому весь вечер терпела его хамство, пока он не назвал ее клиенткой.

А сегодня утром они встретились на пляже: чужие люди.

12

Ленка играла с какими-то чудиками в дурака; а Рыжук с друзьями (все с линялыми косынками из старой тельняшки на шеях) бродили вдоль берега реки по пляжному песочку, клеясь к девицам без разбору, и на всех нарывались. Потом Сюня таки схлопотал.

Правда, начали не они. У пивного ларька возле раздевалки они взяли по пиву и по бутерброду со шпротами. И стоя вокруг высокого деревянного стола, ловили кайф. Мишка-Дизель как всегда нанизывал Сюне дымные кольца на нос…

Но когда пять юнцов в пижонских косыночках на шеях демонстративно ловят кайф, это обязательно кого-нибудь раздражает. За соседним столом компания мужиков тоже пила пиво и ловила кайф, но смотрели они на друзей осуждающе. Потом один из них, в темно-синих семейных трусах и майке, обтянувшей поигрывающие трудовые мускулы, подошел к ребятам и, улыбнувшись Сюне, вежливо сказал:

– Позвольте рыбку.

После чего он аккуратно, двумя пальцами подцепил шпротинку с Сюниного бутерброда и отправил ее себе в рот. Изобразив на лице удовлетворенность, он развернулся и, покачиваясь как матрос на палубе, двинулся к своим. К всеобщему их удовольствию.

В кругу приятелей воцарилось молчание. Такой наглости никто не ожидал.

– Хорошие люди, – иронично глядя на Сюню, сказал Махлин-Хитрожоп. – Вежливые и простые. И ведут себя прямо как свои.

– Боюсь только, что он руки не помыл, – задумчиво заметил Витька-Доктор.

Тут, посмотрев на оторопевшего Сюню, все дружно загоготали. Даже Рыжук, который был не в духе.

Сюня побледнел, поправил указательным пальцем дужку очков, высокомерно оглядел приятелей с ног до головы, взял свой бокал, неторопливо подошел к столику соседей, снова поправил на переносице дужку очков и глянул в лицо обидчику:

– Не изволите ли и пивка?

Спросив так, Сюня плюнул в кружку. И прежде чем мужик успел хоть как-то среагировать, выплеснул ему пиво в лыч.

Мишка-Дизель только этого и ждал. Рванув с места, как на сотке с барьерами, он кинул себя к соседнему столу и, навалившись на него всей массой, разом перевернул стол вместе с бокалами на опешивших мужиков.

Заварилась каша, силы были не равны, но Рыжук, может, впервые в жизни, встревать в драку не стал, потому что был совсем не в себе. Он даже пива не пил.

Помахать кулаками ему, конечно же, хотелось. Но вместо этого он угрюмо пошел к реке, даже не оборачиваясь. Постоять за себя его друзья умели, тем более они умели быстро бегать…

13

Подойдя к компании резавшихся в дурака, Рыжий вежливо поздоровался и небрежно выдал самую дурацкую фразу, какую только смог придумать:

– Гражданка Лена, не пойти ли нам скупнуться?

Было понятно, что он просто старается подавить колотун, поэтому Ленка сразу поднялась и молча пошла к воде.

Они уплыли вниз по течению и целовались на той стороне, возле старой мельницы, где был водопад, под который он ее и затащил. Это было совсем не так, как раньше, потому что Ленка была в мокром и открытом купальнике, он целовал ее влажные холодные плечи и ложбинку на мокрой груди. Осмелев, он даже потянул вниз ее купальник.

Сначала она поддалась, но когда он склонился к груди, резко вывернулась.

Переплывать реку назад Ленка трусила. Она плыла осторожно, положив руку ему на спину. Рыжук пыхтел и старался на совесть. А когда они приплыли к буйкам, лихо прошелся метров двадцать «дельфином», и у него, наконец, правильно заработали ноги – парно шлепая по воде. Выйдя на берег, он совсем раздухарился и сделал стойку на руках, потешно дрыгая в воздухе ногами.

Ленка смотрела на него и смеялась в ладошки, раскачиваясь, как на ветру. Потом она опустила руки, чуть постояла, примеряясь, вытянулась, прогнулась, будто в ней расправилась стальная рапира, нажала в себе какую-то кнопку и выстрелилась двойным сальто так, что у народа вокруг пооткрывались рты, а глаза у всех стали выпуклыми, как фары. Но ей этого было мало, и она выдала еще сальто, потом рондад и фляк, прошлась колесом, встала, глянула на Рыжука, а уже потом – на всю офонаревшую пляжную публику. И невозмутимо улеглась на песок.

14

В город возвращались на речном трамвае. Тогда река еще была судоходной.

Народу на палубе навалом, но когда пошел дождь, они остались вдвоем и снова целовались.

От пристани шли в ливень, Ленка шлепала босиком, насквозь мокрая и довольная, он тащился сзади, держа ее босоножки. Она повернулась к нему и, дразня его, запрыгала спиной вперед, рискуя во что-нибудь врезаться. Тогда он догнал ее и поцеловал в настоящий засос – прямо посреди улицы, назло публике, торчащей в подъездах.