— Ребят, спасибо вам огромное, — шмыгнув носом начала Василиса, — я ценю каждого сотрудника торговых отделов, ведь я подбирала похожих на себя. Тех, кто отдается работе полностью, как и я сама. И ни в одном из вас, не ошиблась. Мне грустно уходить, но к сожалению обстоятельства так сложились, и я вынуждена сделать это. Но если, что-либо изменится, я вернусь. Буду вновь радовать вас, своим каменным лицом.

Девушка улыбнулась, а сотрудники подходили и обнимали её. Потом все пили чай, и что-то обсуждали. Минутка расслабления закончилась, и все отправились на рабочие места. Василиса собрала свои пожитки, закончила последние звонки, осмотрела кабинет и горько выдохнув вышла, слегка прикрывая дверь.

Возможно, она еще вернется. А сейчас, ей пора.

Когда становится плохо, люди переживают это в одиночестве, не желая перекладывать проблемы на других. А когда становится хреново на столько, что жить не хочется, все бегут к родителям. Ведь в этом мире дети, нужны только им.

Сейчас Василисе не хватало именно этого, выплакаться и узнать, какого хрена они от неё скрывали то, что испортило ей жизнь. Василиса купила билет на поезд в родной городок. Давно она там не была. Вот она удивит родителей своим приездом.

Пока ждала такси, решила прочитать сообщения Димы, просто стало интересно, почему со вчерашнего вечера не писал.

«Вась. Ну ответь на звонок.»

«Дождись меня, мы все решим вместе»

«Вась, дай нам шанс»

Все сообщения были однотипными, кроме последнего.

«Я люблю тебя Лисёнок.»

Злилась ли она на него? Да конечно, но не испытывала ненависти. Да и злилась скорее на то, что поверил, и им пришлось быть порознь столько лет. Васька улыбнулась, вспомнив, что даже будь она самой распутной девкой на свете, он все равно её любил. Глупо радоваться такому? Глупее не бывает. Но он её наркотик, был, есть и останется навсегда.

Так хотелось плакать, но не могла и все тут. Кинула последний взгляд на часы. Пора. Взяла небольшой чемоданчик, который собрала несколько дней назад, документы, деньги и спустилась к такси. Вокзал, день пути, проведенный в прострации и наконец знакомый город. Старые дома, серые улицы, деревья приготовившиеся к зиме, люди спешащие по своим делам. Видела все именно таким, как чувствовала себя — унылым.

На такси добралась до родного двора. Расплатилась с водителем и встала как вкопанная. Вот на этом поле они гоняли мяч. А на железной лавочке, они с Димой часто сидели держась за руки. Не боялись, потому, что лавочка стояла в кустах и видно не было ничего. Как бы не было, она скучала по городку.

Поднявшись на третий этаж, постучала в дверь. А когда мама открыла, девушка нарисовала улыбку.

— Блудный дочь вернулся, — пожала плечами, — пустишь?

— Василек? Боже! Почему не предупредила? Заходи скорее, что же ты как не родная то на пороге стоишь.

Василиса обняла маму, крепко, крепко. А Наталья плакала, от счастья. Наконец дочь решилась и приехала. Никак они не могли уговорить её, а тут на тебе, без предупреждения.

— Вась, случилось что-то?

— Случилось мамуль, случилось, — устало ответила. Разделась, утащила чемодан в свою комнату, там же и засела, на мягкой кровати. Все так же. Родители ремонт везде сделали, а её комнату не стали трогать. Сказали, если нужно будет, сделает по своему вкусу.

Наталья присела рядом с дочерью, взяла ее руку в свою и сжала.

— А папа на работе да?

— В ночь сегодня.

— В таком случае, нам нужна бутылочка вина, носовые платочки и ночь разговоров по душам. Спасешь дочь от душевных мук? И мне нужны ответы ма, — крепче сжала ладонь матери, — хотелось бы знать, что произошло со мной на самом деле, в день выпускного, — Василиса грустно улыбнулась.

Наталья отвела взгляд от дочери. Она всегда боялась, что этот момент когда-нибудь настанет, но надеялась, что этого не произойдет. Мать еще после того звонка запаниковала. И подумать не могла, что кто-то вообще об этой ситуации знать мог. Хотя о чем это она, городок маленький, а языки у всех длинные.

— Пойдем. Есть у меня волшебный эликсир в запасе.

Мама открыла вино, разлила по бокалам, нарезала фрукты. Василиса тем временем приняла душ, смыв с себя запах поезда, переоделась в любимую пижаму и уселась в мягкое кресло за кухонным столом.

— Сначала за приезд, потом все остальное, — послышался звон бокалов, они сделали по глоточку и наконец Василиса немного расслабилась.

— Вась, я расскажу все, и надеюсь поймешь, почему мы так поступили, — в глазах Натальи стояли слезы, боялась, что дочь возненавидит их за это.

— В общих чертах я уже знаю, — девушка выдохнула, — мне нужно понять, на сколько все так, как я услышала.

Наталья рассказала дочери всю историю. Васька сидела уткнувшись в бокал с вином, периодически открывая рот от того, на сколько она охренела. И это все произошло с ней?! Словно история о другой девушке. А Димка еще её обвинял в распутности? Как же невыносимо больно было на душе.

— Ты простишь нас, Вась? Мы подумали, что если ты не помнишь, то и не нужно ничего тебе знать. Ты и так сама не своя тогда была.

— Я не злюсь на вас мам. Возможно вы правильно сделали, что решили все без меня. И поверь, я была бы рада не знать этого и дальше. Но Антон, испортил жизнь не только мне, и я рада, что он сидит. И друзья его тоже, поделом.

— Рассказывай, что случилось? — мама Васьки взбодрилась, не думала что дочь воспримет все именно так. Интересно кто ей все рассказал?

— А я и не знаю с чего начать мам? Кажется мне придется рассказывать с самого детства.

— Димка да?

— От куда ты? — Василиса шокировано посмотрела на маму.

— Ты моя дочь Василиса. И если ты многого не рассказывала, это не значит, что я не знала. Видела как вы смотрели друг на друга, видела как ты плакала, когда он уехал. Как замкнулась в себе, когда не вернулся, — Наталья снова заплакала, — к сожалению, родители не всесильны. Мы не можем вылечить своих детей от душевной боли, как бы нам этого не хотелось.

Васька роняла обжигающие слезы, которые наконец прорвались через стену, выстроенную самой же, держала в трясущейся руке бокал с вином, донышко которого тихонько постукивало о стол.

— Мам, — уже не в силах сдерживать свою истерику, девушка уселась на пол, положив голову на колени матери.

— Поплачь дочка, поплачь, — она гладила ее по голове, и тихонько плакала сама. Видеть как страдают собственные дети,