«Преданный человек… Надежный и заслуживающий доверия… Я никогда не сомневалась в его честности».

Всего несколько минут назад она произнесла эти слова. И относились они к Иосифу Ричардсону. Но что ей оставалось делать после того трагического случая? Да, она утаила правду, скрыла от всех, что ее сын — насильник и убийца, но как иначе она могла защитить своего единственного ребенка? Защитить имя Банкрофт…

Сол тоже сделал все, чтобы уберечь сына и сохранить репутацию всей семьи. В тот вечер, когда его вызвали из-за стола, ему пришлось разговаривать с человеком, который рассказал, что видел всадника, бросившего в старую шахту тело девушки, и утверждал, что всадником этим был Марлоу Банкрофт. Сол послал за сыном, и тот, выслушав обвинения этого человека, рассмеялся ему в лицо и назвал лжецом.

Но человек этот не был лжецом. И выражение, которое не сходило с лица Марлоу несколько последующих дней, было лучшим тому подтверждением. Ей нужно было догадаться обо всем тогда… Или она догадалась, но отказалась поверить?

Сол согласился заплатить тому человеку сто фунтов. Такова была цена молчания! Кулаки Амелии сжались еще сильнее.

На самом деле Солу пришлось заплатить цену намного большую, чем сотня фунтов, ибо преступления, совершенные их сыном, привели его к преждевременной смерти. Умирая, он признался во всем. В последние минуты жизни, когда он больше походил на тень, чем на человека, Сол Банкрофт рассказал жене, что, беседуя с явившимся к нему свидетелем злодеяния Марлоу, он понял, что тот не станет держать язык за зубами. Человек этот утверждал, что он якобы спал на пустыре за пригорком и был разбужен криками девушки и смехом мужчины, а потом, не выдавая своего присутствия, наблюдал, как тело девушки было сброшено в шахту. Поразмыслив, Сол еще раз встретился с ним, сунул ему в руки пачку банкнот, а когда тот взял деньги, ударил его по голове тростью и сбросил бесчувственное тело в канал.

«Я должен был сделать это, — прохрипел Сол, у которого едва хватало сил говорить. — Когда стало известно о смерти жены и сына Ричардсона… Сколько бы понадобилось времени, чтобы связать эти события?.. Если бы люди узнали, что Марлоу изнасиловал девочку и сбросил ее в шахту, смерть семьи Ричардсона тоже сразу бы приписали ему. Даже если бы не удалось доказать его вину, пятно на фамилии Банкрофт осталось бы навсегда».

Спустя месяц Марлоу был отправлен на Сахарные острова управлять плантацией, которую приобрел Сол.

Муж и сын, один — насильник, и оба — убийцы! Амелия судорожно вздохнула. Пять долгих лет она жила с осознанием этой ужасной правды и каждый день молилась, чтобы ничего подобного больше не повторилось, но выражение лица Алисы Мейбери и тревога, промелькнувшая в глазах Марлоу в ту секунду, когда он увидел девушку, свидетельствовали о том, что зло было совершено снова.

Это был он! Она почувствовала это еще до того, как посмотрела в глаза сыну Амелии Банкрофт.

К горлу подкатила тошнота, внутри все зашлось мелкой дрожью, и Алиса, словно во сне, последовала за горничной, которую хозяйка Банкрофт-холла вызвала в гостиную, позвонив в серебряный колокольчик.

— Что это вы так побледнели, как будто с привидением повстречались? — Горничная покосилась на девушку, которая шла, еле передвигая ноги, по длинному коридору, устланному мягкой ковровой дорожкой. Когда они приблизились к изогнутой полукругом лестнице, спускающейся на первый этаж, горничная добавила: — Не бойтесь, в Банкрофт-холле не водятся привидения. Или от хозяйки нагоняй получили? О, она может такую взбучку устроить! Уж я-то ее хорошо знаю, сама столько раз под горячую руку попадала… Если вы собрались устраиваться сюда на работу, привыкайте. Вон наша кухарка, так та вообще, когда ей что-то не по нраву, за словом в карман не лезет, такие скандалы устраивает, что пыль столбом стоит.

Как они дошли до кухни, Алиса не помнила. Она переступила порог большой комнаты, заполненной жаром и паром, идущим от огромной плиты, которая занимала почти целую стену. Но в ту секунду Алиса видела перед собой лишь одно — лицо мужчины, играющего хлыстом над головой дрожащего от страха маленького слепого мальчика… мужчины, который потом изнасиловал ее.

— Что это с тобой?

К Алисе повернулась возившаяся у плиты женщина. Ее длинный, до самого пола, белый передник был так накрахмален, что походил на огромную игральную карту; белая шапочка тоже непонятно как держалась на тусклых, мышиного цвета волосах.

— Хозяйка ее отругала, — ответила за Алису горничная, сочувственно покачав головой. — Я сказала, чтобы она не переживала, для хозяев это обычное дело.

— Ишь какая ты сердобольная! — С большой поварешки сорвалась капля горячего жира. — Вот что я тебе скажу, милая моя, ты лучше следи за тем, чтобы наверху не узнали, что ты тут про них болтаешь. — Кухарка подбоченилась и добавила: — А еще помни о том, что я терпеть не могу, когда люди сплетни разводят и, вместо того чтобы работать, языками чешут. Так что иди-ка отсюда и займись делом, если не хочешь, чтобы завтра тебе самой досталось на орехи!

Щеки горничной вспыхнули, она многозначительно посмотрела на Алису — «ну, что я говорила!» — и вышла из кухни.

— Так чем ты будешь у нас заниматься? — Половник застыл в воздухе, свисающие с него капли жира начали остывать и сгущаться, отчего становились похожими на маленькие грушевидные бородавки. — Я не просила, чтобы мне присылали помощников, и не слышала, чтобы кому-то в доме требовалась помощь. Разве что это молодая хозяйка распорядилась? Ага, ты, значит, будешь горничной молодой хозяйки, я угадала?

Он тоже ее узнал. Когда он повернулся к ней, его выдали глаза. Алиса как будто была парализована неожиданной встречей, она не слышала и не видела женщину, которая к ней обращалась. Лишь звон посуды и грохот, раздавшийся после того как недовольная кухарка с силой захлопнула тяжелую чугунную дверцу печи, вернули ее к действительности, и она наконец поняла, где находится.

— Мама? — Алиса заглянула за дверь, ведущую из кухни в судомойню, где Анне разрешили посидеть.

— Смотри ты какая! — обиделась кухарка. — На простой вопрос ей трудно ответить… Только вот что я вам скажу, «ваше величество»… Хоть ты и будешь состоять при молодой хозяйке, мне на это наплевать… Ты или будешь меня уважать, или…

Ничего не понимающая Алиса выслушала обещание «показать ей, где раки зимуют», и пробормотала:

— Извините, у меня нет времени…

И без того красные от кухонной жары щеки женщины сделались прямо-таки пунцовыми, а ее ноздри раздулись, как у разъяренного быка.

— Нет времени? — взревела она. — Смотрите-ка, у нее нет времени! Ну так тебе придется найти время, чтобы подыскать себе новое место, потому что в Банкрофт-холле ты работать не будешь! Я сейчас же пойду к леди Амелии и расскажу ей, что ты тут из себя строишь…

Уже полностью придя в себя, Алиса не стала дослушивать гневную тираду, а направилась к выходу, сказав лишь:

— Я вам очень благодарна за то, что вы разрешили моей матери отдохнуть здесь.