Таким образом, система образования в условиях оккупации прошла эволюцию от надзора за сохранностью школьных и иных учебных помещений до активного использования образовательной сферы в интересах нацистской пропаганды. Политика оккупантов была направлена не просто на искоренение из школы коммунистической идеологии, она преследовала цель установления эффективного контроля за настроениями части населения, воспитания подрастающего поколения в соответствии с догмами национал-социализма. Необходимо отметить некоторые особенности образовательной политики. Так, наибольший охват подрастающего поколения был осуществлен начальным образованием, в наименьшей степени — основным и лишь в незначительной степени — средним. Однако нестабильность учебного процесса зачастую лишала подрастающее поколение возможности получения даже начального образования. Что касается профессионального образования, оно было направлено почти исключительно на подготовку рабочих кадров. Ввиду этого потенциал интеллигенции был лишен возможности воспроизводства, следовательно, был обречен на постепенное вымирание, что в полной мере соответствовало планам гитлеровского руководства относительно будущего народов СССР. Однако необходимо признать и тот очевидный факт, что, несмотря на различные перекосы, насыщенность нацистской идеологией и нестабильность, школьное образование в период оккупации как таковое было доступным, а школьные программы обеспечивали получение детьми необходимого минимума знаний. Поэтому коллаборационизм в области образования нельзя назвать однозначно вредным, так как меры, приведшие к деформации образовательной системы, были вынужденными и стали, по сути, необходимым условием продолжения функционирования школ и иных учебных заведений за линией фронта.

Здравоохранение и социальное обеспечение в условиях оккупации РСФСР стали теми отраслями инфраструктуры, налаживание и обеспечение должного функционирования которых стало следствием осознания оккупантами того, что война с СССР не стала шестинедельным блицкригом. В условиях затяжной войны немецкое командование было поставлено перед необходимостью обеспечения жизненного уровня населения, восстановления существовавшей до оккупации сети учреждений здравоохранения и социального обеспечения.

В структуру городских и районных управ в обязательном порядке входили отделы здравоохранения, иногда в структуру отделов здравоохранения входили ветеринарные подотделы[306]. Первоначально в их функции входили сохранность больничных зданий, медицинского оборудования, учет кадров медицинских работников. С первой половины 1942 г., после перехода войны и оккупации в долговременную фазу, началось восстановление лечебно-профилактических учреждений по довоенному принципу. Эта задача была возложена на соответствующие органы местного самоуправления, в частности, входящие в их структуру отделы здравоохранения. Однако это наталкивалось на значительные затруднения по той причине, что медицинский персонал был в большинстве эвакуирован, на оккупированной территории осталось незначительное количество врачей и средних медработников, в большинстве случаев были вывезены оборудование и медикаменты. Так, из 2627 рабочих и служащих по Почепско-му району Орловской области зарегистрированы 1 врач, 14 фельдшеров, 6 акушеров, 2 медсестры[307], по Понуровскому району — 5 врачей, 12 фельдшеров, а также 6 ветеринарных фельдшеров, распределенным по трем ветучасткам[308]. По Торопецкому району Калининской области на 36 624 чел. населения, зарегистрированных на начало 1942 г.[309], приходились 3 врача, 2 медсестры, 1 фельдшер[310]. Даже на территории Локотского автономного округа, отличавшегося более отлаженной инфраструктурой, работали 51 врач и 179 медсестер[311]. То есть один специалист с высшим медицинским образованием приходился более чем на 11 ООО чел. населения округа.

Преодолеть кадровый дефицит не удалось в течение всего периода оккупации. Так, в докладе «Об итогах развития партизанского движения, борьбы партизан с немецкими оккупантами и положении в оккупированных районах Калининской области» от 1 августа 1943 г. констатировалось отсутствие должного количества врачебного персонала. В частности, в каждой больнице работали 2—3 врача[312]. По штату же на одну больницу или амбулаторию было положено не менее 4 врачей (хирург, терапевт, гинеколог, стоматолог), 8 медсестер, 1 аптекарь[313]. Подобное положение складывалось на других территориях. Так, штат считавшейся одной из образцовых, Навлинской районной больницы (Локотской округ) на март 1943 г. включал 2 врачей и 6 медсестер[314].

Интересно, что при столь ощутимой нехватке медицинских работников врачи в отличие от других гражданских коллаборационистов имели в ряде случаев неоправданно короткий рабочий день. Так, приказ № 87 от 16 июня 1943 г. Клинцовского окружного управления устанавливал для врачебного персонала следующую продолжительность рабочего дня: для врачей больниц, врачебных медучастков и лабораторий — 6 часов, для врачей поликлиник и амбулаторий — 5 часов, для врачей, оказывающих помощь на дому, — 7 часов[315]. При таком положении неудивительно, что в последние месяцы оккупации того или иного района немало беженцев пытались выдать себя за врачей, желая устроиться на работу в медицинские учреждения. Отсутствие на руках дипломов эти лица объясняли их утратой в условиях эвакуации. В связи с этим в пределах округов создавались комиссии, в задачи которых входила проверка квалификации лиц, заявлявших себя медицинскими специалистами. Комиссия могла дать разрешение заниматься врачебной или иной медицинской деятельностью[316]. Иногда медицинские работники, не соответствующие занимаемым должностям, по всей видимости, ввиду отсутствия специального образования, допускались к работе по разрешениям горуправ, при этом исполняли свои обязанности только под контролем врачебного персонала[317].

Медицинская помощь была платной. Согласно действовавшему в тыловых районах группы армий «Центр» «Постановлению о введении платы за медицинскую помощь, оказываемую врачами», в сельской местности взималось 5 рублей за однократное посещение врача, оказание помощи фельдшером стоило 3 рубля[318]. Плата за стационарное лечение составляла 20 рублей в сутки, сюда же входило питание[319]. Однако при этом отделами здравоохранения часто констатировалось неудовлетворительное питание больных[320]. Правомерно предположить, что связано это со снабжением больниц по остаточному принципу. Любопытна в этом отношении переписка бургомистра г. Торопца и Торопецкого района Калининской области Николаева с немецкой комендатурой. Так, в одном из писем бургомистр просит коменданта отпустить для питания больных льняное масло и какие-либо продукты, так как у больницы нет ничего, кроме ржаной муки[321]. В другом обращении на имя заведующего отделом снабжения немецких воинских частей бургомистр Николаев пишет: «На снабжении Горуправления состоят больница и столовая для беженцев. Они получали ранее мясные отходы от убоя скота на бойне при военном городке. Несколько дней уже мясных отходов не получаем. Гору правление в критическом положении, будет вынуждено закрыть столовую и прекратить прием больных на излечение в больницу»[322].