– Молодого? Мы точно говорим о том самом Мастосе?

– Давным-давно мнэ пришлось покинуть родной токан. Я вступила в бродячую труппу циркачэй, которые никогда не задерживались дольше дня на одном мэсте. У нас были и куклы-марионетки, и фокусник, а я прэдсказывала судьбу. Мне нэлегко тебе говорить об этом, Лис’енок, но тогда были нэ лучшие дни моэй жизни. Я была опустошэна.

Ока залпом допила оставшийся эль – добрую половину кружки – и сделала знак Шмулсу, чтобы тот повторил заказ. После этого Извель продолжила:

– Я прэдсказывала людям только страданиэ и боль. Видэла только эти чувства в своэй собственной жизни и надэялась, что смогу освободиться от них, прэдрекая другим напасти. Люди часто плакали в моэй палатке, тряслись от страха, умоляли разглядэть другой исход. Но тщетно. Однажды моэго совета попросил молодой крайниец. Он был хорошо одэт, даже носил очки. Да я впэрвые их тогда увидэла, навэрное. Он нэ хотел знать свою судьбу, он пришэл за совэтом. Он хотэл начать какое-то свое дэло, но всэ нэ рэшался: хватит ли у нэго сил. Я тогда лишь подумала, что это очэредной богатенький бэлый сынок размышляет, торговать ему свининой или говядиной. Но, раскинув карты, очень удивилась. Настолько, что даже нэ стала искать горя в прэдсказании.

«От твоего дела будет зависеть множество жизней. Если верить картам, весь мир, который мы знаем, в твоих руках, – сказала я ему, а потом с горэчью добавила: – Ну и пусть горит синим пламенем. Пусть катится к Войе, обливаясь слезами и захлебываясь кровью, этот проклятый мир…»

Он нэ удивился, Лис. Зато пэрвый из многих взял мэня за руку, и мы проговорили вэсь день и всю ночь. Юноша нэ стал терзать мэня расспросами, просто тихо слушал, как я изливала свою злобу, и был так добр ко мнэ. Имэнно он рассказал, что все люди и события оставляют слэд в нашей душе. Помнишь, я говорила тебе о тени от костра на камнэ твоей жизни? Это ведь нэ я придумала, Лис’енок.

Но я не рассказала тэбе главного. Мастос – а сэйчас я почти уверена, что это был он, – сказал, что только чэловек решает, какую память оставит на камнэ его жизни нэкое событие или друг. Лишь мы рэшаем, покрыть ли свою душу копотью или наполнить ее свэтом. Тая обиду, храня боль и накапливая злобу, мы день за днэм сами осквэрняем свой камэнь. Не успэешь оглянуться, как твой камень души будет настолько закопчен, что на нэм больше не сможет отразиться ничья тэнь. И это хуже, чэм просто умэреть.

– А если человек не принес тебе никакой радости? – тихо спросила я, вспоминая о копоти на собственном сердце. – Как можно сохранить в душе свет, если света и не было?

– Дажэ в самой тэмной ночи есть звезды, Лис’енок. Искать свэт надо не в чужом сэрдце, а в своем собствэнном.

– Так или иначэ, – продолжила Извель, – крайниец спас мэня тогда. Отвэл от края пропасти, в которую я лэтела на своих сломанных крыльях. Иногда обычный разговор можэт отстроить разрушэнное, и во мнэ вновь засияло пламя жизни. Уходя, он вспомнил, что нэ заплатил мнэ за гадание. Я бы и нэ взяла ничэго, такое сильное впэчатление произвел на мэня гость. Но он настоял, хотя и заявил смущэнно, что его кошэлек украли. Ещэ дэнь назад я обозвала бы его лжэцом, но тут лишь сказала, что любой малости мнэ хватит. Крайниец снял браслэт с зэлеными бусинами с запястья и отдал его мнэ. В тот день и каждый послэдующий эти бусины дарили мнэ вэру в то, что нэ бывает пропащих людей, а мэня ждет мой собствэнный путь. Но пришло врэмя, и браслет смэнил хозяина. Отдавая его тебе для заокраинской брони, я была встрэвожена, задавала сэбе вопрос: «Останусь ли я прежней, лишившись его?». Но оказалось, что браслет был просто бэзделушкой, а сила всэ эти годы жила внутри мэня самой.

Рассказывая свою историю, Извель смотрела в окно. Глаза под белоснежной каймой ресниц влажно заблестели, возможно, именно поэтому она на меня и не смотрела. Мне почему-то показалось неуместным рассказывать ей сейчас о том, что чем-чем, а безделушкой браслет не был, и о том, как он спас мне жизнь в Сиазовой лощине. Это была исповедь Извель, не стоило нарушать это таинство. Я только позволила себе спросить:

– Почему ты так уверена, что это был Мастос? Крайнийцев в Королевстве было много и годы назад.

Гадалка зябко поежилась. Утренний холод проникал даже сквозь плотные кирпичные стены таверны и сворачивался у ног колючим лесным зверем.

– Мне кажэтся, что он сам хотэл напомнить о той встрэче. После знакомства мы с Гаром рэшили исследовать в поисках тварей юг страны. Я собиралась пройти через Врата Рэмира, но не смогла. Там все перекопано, и куча строитэлей: говорят, скалы начали крошиться и проходить там опасно. Мнэ пришлось идти в обход, по горным тропам, там я и встрэтила Мастоса. Он спэшил, как и я, на юг – но восточнее. Приятный, тихий, любэзный. Он как будто возник в моэй жизни в самое нужное врэмя.

«Возник в моей жизни в самое нужное время». Что ж, так могла сказать и я сама. То, что Мастос встретил нас со Слэйто и Аэле после битвы в Русалочьей пади, уже не казалось мне удивительным совпадением. Монах все рассчитал.

– Это он сказал мнэ, что Крианна вот-вот захватит столицу и власть. Он сказал мнэ, что ты жива, как и Атос, и что мы всэ встретимся во дворце. Он говорил нэ как прэдсказатель, а как наблюдатэль. У мэня же нэ было причин ему нэ вэрить. Он сказал, что Гара перэхватит кто-то из его учэников, а сам он должэн спешить. На прощание он почти вскользь спросил, где мой браслэт с зэлеными бусинами. Я даже не сразу поняла, о чэм он, и, кажется, ничэго ему нэ ответила. Лишь когда он скрылся из виду, я сложила все в уме и догадалась, что этот старик и есть крайниец из далекого прошлого.

* * *

В тот день мы с Извель больше не говорили ни о прошлом, ни о будущем. Мы прилично набрались эля у Шмулса и учинили небольшой переполох во дворце, вернувшись ночью и горланя заокраинские песни. Крианна даже лично вышла нас отчитать. Странно, но, несмотря на поздний час, королева была одета и не выглядела сонной. Казалось, что они с Гардио совещаются вторые сутки без перерывов на сон или еду.

* * *

Я лукавила, говоря Извель, что не избегаю Атоса. А между тем делать это становилось все сложнее. Странно, но как только ты прикладываешь усилия и выдумываешь всевозможные схемы, чтобы избежать встреч, они начинают случаться по десять раз на дню. Мы сталкивались в конюшнях, псарнях, голубятнях, на кухне, во внутреннем дворце, в оружейной. В конце концов, я уверилась, что единственное место, где Атоса точно нет, – это его собственная комната, и была в шаге от того, чтобы направиться туда и просидеть там до вечера.

Это был поздний вечер второго дня совещаний Крианны и Гардио. Когда я вышла в крытую галерею, выходившую в сад, на небо уже высыпали звезды. Еще днем я заметила ржавую железную лестницу, ведущую на черепичную крышу галереи, и вот теперь, сбрасывая сапогами чешуйки ржавчины, забралась наверх. Над головой был глубоко синий небосклон, а под ногами раскинулся пахнущий свежей зеленью сад. Я почти наугад сделала пару шагов и села.

– Привет, – донеслось из темноты.

– Да ты издеваешься, – простонала я.